– А ну, перекинься.
Потом приладила корону на голову превращенной, улыбнулась довольно и сказала.
– Все готово. Теперь ты не просто лягушка, а царевна-лягушка. Всего семь букв, а какая разница!
12. Что-нибудь полегче
Всякий, кто жил в небольших итальянских отелях, знает, как трудно там позавтракать чем-нибудь полезным. Обычно, выходя утром в ресторан, вы видите массу сладких песочных и бисквитных пирогов, кекса, печеньев и т.д. За стойкой бара вам приветливо улыбается черноволосый Марио и предлагает чашку превосходного эспрессо или латте. Ни вам бекона, ни яичницы, ни жареных помидоров, ни тушеной фасоли, ни овсянки, ни грейпфрута – всего того, что так щедро положено британцу на завтрак. Эта женщина, наверное, была британкой. Средних лет, ничем не примечательная, она заказывала утром чашечку латте и выпивала ее, задумчиво разглядывая посетителей ресторана. Потом заказывала еще одну, потом еще… И ничего не ела.
Впрочем, не она была страдалицей в этом царстве утренних пирогов. Страдалицей была Оленька, горячая сторонница ЗОЖ, яростно считавшая калории и наворачивавшая круги по набережной утром, вечером и даже жарким тосканским днем. В первый же день, оценив масштабы бедствия, она припала, точно к чудотворному роднику, к блюду, на котором лежали вареные яйца, которых, кстати сказать, кроме нее никто не брал. И вот по утрам она тщательно очищала каждое яйцо, потом также тщательно отделяла белок от желтка, поедала первый и с презрением отвергала второй. Рядом с ее тарелкой росла горка скорлупы, а на ее тарелке росла горка веселых подмигивающих желтков, совсем не ожидавших, что они закончат свою жизнь в мусорном баке.
Неприметная британка, лениво взглядывала иногда на Оленьку, и взгляд ее не выражал ни осуждения, ни одобрения. Но однажды, кажется, на восьмой день издевательства девушки над яйцами, женщина встала и решительно направилась к ее столику.
– Извините, – почему-то по-русски сказала британка, – если вам не нужны эти желтки, можно, я их заберу? – И не дождавшись разрешения, сгребла их одной рукой в прозрачную миску.
Раздался звон, словно тысячи хрусталиков просыпались с неба, и Оленька с удивлением увидела, что в миске у женщины лежат не желтки, а ровные круглые, вроде бы, золотые, – да нет, точно золотые – шары.
Женщина проследила Оленьким взгляд и улыбнулась:
– Тяжелые, правда? Слишком тяжелые. А хочется чего-нибудь полегче. – И золотые шары в миг обратились в золотые головки одуванчиков.
– Еще легче? – женщина подмигнула, – и желтые цветы вдруг стали белыми пуховыми головками.
– Ухх! – дунула женщина и легкие парашютики разлетелись по всему залу, заискрились и вместо того, чтобы осыпаться, медленно поднялись вверх и исчезли где-то под потолком.
Никто не суетился, не показывал пальцем, не кричал, казалось, все восприняли происшедшее, как обычную, вполне себе курортную забаву. Неприметная женщина также неприметно исчезла, а на столе перед Оленькой, прямо поверх скорлупы лежала роскошная тысячелепестковая роза и благоухала, точно райский сад.
13.А Временная петля
– Временная петля – бормотала под нос Алая, потирая бог знает сколько уже нывшую макушку. – Далась мне эта временная петля! Всем давно известно, что никаких временных петель и на свете-то не бывает! Континуум пространства-времени так крепок, что ничто не может его разрушить. Тут надо такую силищу иметь, что ого-го, – Алая задохнулась от осознания, что такой силищи ей не заполучить никогда, вздохнула и некоторое время завистливо молчала.
– Дежавю опять же – продолжила она бормотать через некоторое время, смешивая в глиняной корчаге слизь носатой жабы с пыльцой ветреницы, чтобы получить хорошо себя зарекомендовавшую мазь от кругов под глазами. – Некоторые считают, что это следствие все той же временной петли. А как тут не быть дежавю, когда цельный день только и делаешь, что варишь зелья и толчешь травы в ступке! – От возмущенья Алая неосторожно мотнула головой и боль вернулась с удесятеренной силой.
– Вот ведь. Как будто кто меня дубиной прямо в темя шандарахнул. По-хорошему, оно надо отвар черной бульбы – он любую боль вытягивает, в особенности такую, про какую сам не знаешь, откуда взялась. Да где ж ее сейчас возьмешь, черную бульбу? Вот разве в рундуке осталась…
И колдунья полезла копаться в стоявшем в сенях древнем рундуке. Один за другим на пол валились разнообразные предметы: не то отделанный кружевом, не то изодранный в клочья фартук, парик не первой свежести иссиня-черного цвета, связка ивовых прутьев, несколько гусиных перьев, остро отточенных и измазанных засохшими чернилами, чугунок с топленым свиным салом… Наконец, Алая издала торжествующий крик: в руке у нее чернел крохотный, еле заметный корнеплод.