Убранство детей, как первенцев, отличалось роскошью и богатством: даже седло и уздечка лошади были пышно украшены.
Караван уже двинулся в путь, и все лошади шли за своим вожаком. Уйко навьючила на спину Накпы бесформенный груз из горшков и другой домашней утвари.
– Ну, пошёл! Покажи, что ты умеешь носить и этот груз! Пошёл! – закричала Уйко, ударив Длинноухого уздечкой из конского волоса. Но животное не двинулось с места.
Накпа угрюмо и недовольно осмотрел свой груз, переступил раза два с ноги на ногу и, громко заржав, сделал прыжок в воздухе; затем он понёсся через толпу зевак, бешено закрутился, и под громкий крик и визг женщин и детей, лай собак и воинственный рёв мужчин, стал сбрасывать с себя груз, выкидывая одну вещь за другой. Наконец, он отделался от волокуши с одеялом для палатки и, тяжело дыша, остановился безо всякой ноши.
– Жаль на него стрелу тратить, а то я всадил бы одну ему в сердце, – недовольно проворчал Шункаска.
Но жена вождя вступилась за мула.
– Нет, нет, я понимаю в чём дело. Он хочет везти свой собственный груз: он хочет везти детей, а мне не следовало отбирать их у него.
Уйко подошла к Накпе. Мул искоса недоверчиво посмотрел на неё.
– Накпа, что с тобой? – спросила женщина, ласково погладив мула по морде. – Ты, ведь, сильнее и крепче других, и поэтому ты должен был везти более тяжёлый груз. Ну, пойдём сюда, я опять навьючу на тебя твоих любимцев. – С этими словами она повела Накпу к лошадке, спокойно стоявшей с детьми.
Накпа прижал уши, бросая на лошадку враждебные взгляды. Тем временем, Шункаска собирал пригодные остатки разбросанной домашней утвари. Спящих ребят осторожно сняли с лошади и водрузили на укрытое попоной деревянное седло Накпы. Часть оставшейся домашней утвари взвалили на других вьючных животных, и порядок был восстановлен.
– Ну, пошёл, Накпа! Вышло по-твоему! Смотри, береги моих деток, будь добр к ним, – шептала молодая мать.
– Знаешь, Уйко, – строго заметил Шунгаска, – ты с Накпой одного поля ягода: оба вы своенравные. Не доверяю я Длинноухому: не следовало бы тебе поручать ему детей.
Жена ничего не ответила. Она знала характер мужа: хотя он и ворчал иногда на неё, но никогда не вмешивался в её домашние дела.
Шунгаска уехал, присоединившись к группе предводителей каравана и предоставив заботы о домашнем хозяйстве своей жене. До утреннего происшествия Накпа всегда был надёжным и верным животным. И теперь, добившись своего, он был очень доволен своей хозяйкой и покорно исполнял её приказы.
Через несколько часов каравану пришлось пересечь водораздел Пыльной Реки и одного из её притоков. Отсюда река поворачивала к северу, сверкая множеством голубых излучин и скрываясь затем в предгорьях Большого Рога. Брод был глубокий и очень бурный. Лакоты прошли по тесному ущелью и вышли к скалистой террасе.
– Ху, ху! – раздался вдруг впереди каравана тревожный крик, от которого кровь замерла в жилах. Это был хорошо незнакомый всем крик! Он означал угрозу смерти и, в лучшем случае, яростный бой или поспешное отступление.
Охваченные страхом и ужасом, женщины обратились в бегство, сохраняя, однако, при этом полное самообладание. Уйко осмотрела Накпу с его драгоценным грузом, убедилась, что всё в порядке, и затем поймала свою лучшую лошадь. Она понимала происходящее, и знала, что в то время, как её муж сражается, она с детьми должна укрыться в надёжном месте.
Как только она вскочила в седло, возле неё раздался боевой крик. Их окружили Абсароки – Вороньи Люди! Уйко инстинктивно сорвала с лошади мужа его колчан со стрелами. Но – о ужас! – Абсароки были уже совсем рядом! Лошадь было невозможно удержать никакими силами, и страшные крики женщин и детей сотрясали воздух.
С быстротой молнии Уйка бросилась к детям, но Накпа скрылся из виду.
Обезумев от тревоги за судьбу детей, Уйко забыла, что она слабая женщина, и стала отважно защищаться.
Обе стороны храбро дрались до наступления темноты. Затем Абсароки отступили, а Лакоты стали хоронить павших.
При нападении, Накпа сразу почуял опасность и, с детьми на спине, врезался в толпу наступавших врагов. Он бешено помчался по дороге к старому лагерю. Лакоты были в пути уже около трёх дней, проехав за это время миль сорок.
– Смотрите, смотрите, – закричал один Воронов, – вон бежит мул с двумя маленькими детьми!
Никто не обратил внимания на его возглас, и он пустил в мула стрелу, которая попала в его седло.
– Лассо! Лассо! – снова закричал он.
Но Накпа был ловким и быстрым животным; он увёртывался то вправо, то влево, и стрелы, посланные ему вдогонку, не достигали цели. Он уносил свой невинный груз вниз по ущелью и дальше по открытой прерии, поросшей серо-зелёными кустами шалфея.
– Ху, ху! – закричал другой Абсарок. – Смотрите, вон несётся гонец за подкреплением. Он спускается в долину, а теперь подъезжает к реке!
Это был Накпа. Прижав уши, он нёсся всё быстрее и быстрее, стремясь добраться к реке. Он понимал, что только перейдя брод, он окажется в полной безопасности от преследования врагов.
Наконец, Накпа добрался до берега. Но он не бросился утолять жажду, а стал тщательно исследовать воду передними ногами, после чего осторожно побрёл через брод. Преодолевая реку, он всё время держал настороже свои толстые уши, чтобы не упустить малейшего подозрительного звука. Выйдя на берег, он отряхнулся, стряхнув, тем самым, воду и с детских колыбелей, и побежал дальше.
Вскоре один из детей заплакал, а за ним, конечно, и другой. Тут Накпа растерялся. Он не знал, что ему делать и громко заржал. Его ржание на несколько минут успокоило детей. Но им хотелось есть, и потому они снова заорали, да так громко, что полевые вороны и сороки с удивлением внимали их плачу.
Накпа добежал до ручья, впадавшего в Пыльную Реку, неподалёку от старого лагеря. Он не собирался здесь останавливаться. Вдруг он сделал такой резкий прыжок в сторону, что дети чуть не выпали из своих мешков: по обе стороны от мула откуда-то выросло по серому волку, которые, тихо ворча, скалили белые зубы.
Никогда ещё в своей скромной жизни Накпа не находился в таком безвыходном положении, как теперь. Более крупный волк шёл на него спереди, а другой собирался напасть сзади. Но волки ошиблись в своих расчётах. Накпа с такой силой ударил передними и задними копытами, что более крупный волк отскочил, хромая, с разбитым бедром, а второму он нанёс в пасть такую глубокую рану, что у него пропала всякая охота к нападению.
Вдали показался охотник на лошади, но Накпа не остановился. Он помчался дальше через густые, высокие заросли прибрежной травы. Малютки, поплакав, крепко заснули от истощения. К закату солнца Накпа добежал до лагеря, где царило сильное волнение. Мул был замечен уже издали, и дети, и собаки громко возвещали его возвращение.
– Ху, ху! Накпа Уйко с близнецами снова здесь! Ху, ху! – восклицали мужчины.
– Токи! Токи! – кричали женщины.
Прибежала сестра Уйко, находившаяся в лагере, и сняла малюток с тихо ржавшего Накпы. Вижуин – Жёлтая Женщина – и ещё одна молодая мать нежно приложили малюток к груди и накормили их.
– Угх! Смотрите, стрела Воронов в седле! Был бой, бой! – воскликнул один из воинов.
– Спойте песню храброго сердца Длинноухому: он один убежал со своим грузом, он достоин носить орлиные перья! Посмотрите: у него стрела в седле и поранена шея. Должно быть, другая стрела задела его заднюю ногу! Нет, это волчьи зубы! Накпа преодолел много опасностей и спас жизни двум детям вождя. Придёт время, и они отомстят Воронам за этот день!
Так говорил старейшина, обращаясь к быстро собравшейся толпе. Появилась Вижуин, неся орлиное перо и немного белой краски. Юноши тщательно счистили грязь с Накпы, и поскольку у него были раны, то раскрашенные красным перья укрепили на гриве. Наружные стороны передних и задних ног покрыли красной краской в знак признания его отважного бега. Затем глашатай обвёл Накпу, под гром хвалебных песен о храбрости мула, вокруг лагеря, в пределах кольца палаток. Народ стоял у палаток и внимательно слушал. Дакоты радуются, когда верность и отвага находят признание и восхваляются всенародно. На следующий день появились всадники с печальной вестью о происшедшем сражении и понесённых Лакотами потерях. К вечеру приехала и Уйко. Лицо её распухло от слёз, а в знак траура она коротко обрезала свои прекрасные волосы. Одежда её была покрыта кровью и пылью. Шункаска пал в битве, и она думала, что её дети попали в плен к Воронам. При въезде в лагерь она запела хвалебную песню в честь своего отважного мужа. Подойдя к палатке сестры, она увидела Накпу, разукрашенного знаками отличия. А навстречу ей вышла Вижуин с двумя её мальчиками на руках.