Стр. 77, строка 39: «слово этакое» вместо «словно этакое» (по ПТ, ДЧ1–2, Зн1–3).
Стр. 80, строки 3–4: «на всякое нечестие» вместо «на всякое несчастие» (по ДЧ1–2, Зн1–3, ДБЗ).
Стр. 80, строка 27: «раздумчиво произнес» вместо «задумчиво произнес» (по ПТ, ДЧ1–2, Зн1).
Стр. 81, строка 37: «попросил Мишка» вместо «спросил Мишка» (по ПТ и ДЧ1–2).
Рассказ написан в Самаре в 1895 г. Во всех изданиях «Знания» ошибочно датировался 1896 годом. На автобиографический характер рассказа указывал сам Горький в письме В. Ф. Боцяновскому (см. том I наст. изд. — примечания к рассказу «Мой спутник»).
В Архиве А. М. Горького хранится письмо автору (от 28 февраля 1935 г.) из Наркомсобеса Татарской АССР: «В Татнаркомсобес обратился с просьбой о назначении пенсии гр. д. Каргуза, В. Услонского р-на, Макаров Семен Кириллович, объясняя тем, что он в дореволюционное время работал с Вами в гор. Казани, и <…> предъявил Ваше сочинение <…> рассказ под заглавием „Дело с застежками“, 1896 года, где фигурирует „Семка Каргуза“. ТНКСО просит Вас подтвердить правильность факта…» (Архив А. М. Горького, КГ-коу-3-38-1).
Указание на то, что событие, изображенное в рассказе, произошло в Казани, подтверждается имеющимся в тексте первых публикаций обозначением места действия буквой «К». По-видимому, дело происходило летом 1885 г., — в первой публикации рассказа содержится фраза: «Я тоже мечтал, ибо в ту пору мне было семнадцать лет…»
После первой публикации Горький неоднократно редактировал рассказ. Первая правка была предпринята в связи с подготовкой ДЧ1. Она касалась не только стилистики, но и содержания рассказа. Горький изменил заглавие и снял подзаголовок. Еще большей правке Горький подверг рассказ, редактируя его для Зн4. Среди наиболее существенных изменений надо отметить исключение куска с характеристикой двух основных героев рассказа (после слов «чем-либо поживиться» на стр. 74, строка 29):
«В свободное от занятий время, — а его было всегда больше, чем нам требовалось, — мы мечтали.
Семка, самый старший и положительный человек из нас, коренастый пензяк, бывший огородник, волею судьбы совершенно спившийся и с год тому назад, по пути в Нижний на ярмарку, где он надеялся каким-то образом „поправиться“, застрявший в К., — Семка, озлобленный скептик, мечтал определенно и ясно. Он хотел немногого:
— Эх ты, мать твою поймать да за отца замуж отдать! — говорил он, бывало, когда мы, положив наши пустые животы на землю, растягивались где-нибудь в тени за городом и пытались осветить наше будущее, полегоньку, но настойчиво заглядывая в его мрак. — Ежели бы махнуть в Сибирь! Я бы там нашел свою дорогу. Ветрел бы хорошего человека и сейчас к нему в науку… Друг, мол, ты милый, возьми в долю свою! Тюрьма вместе и сума пополам. Оборудовали бы мы с ним после того два-три дельца… и я бы, значит, был покоен… н-да…
— Зачем же непременно в Сибирь идти нужно? — спросил я его как-то раз.
— Зачем? Там, брат, настоящий фартовый народ и есть… Много его… легко найтить… А здесь… здесь ни в жисть не встренешь хорошего человека… А ежели в одиночку взяться… даром пропадешь — навыку нет… рука не набита…
Мишка не умел мечтать вслух, но не было ни малейшего сомнения, что он упорно и много мечтает про себя. Стоило только взглянуть в его добрейшие синие глаза, всегда устремленные куда-то вдаль, и увидать тихую, пьяную улыбку, постоянно шевелившую его густые усы и бороду, постоянно вмещавшую в себе разные предметы, не имевшие с ней ничего общего, вроде птичьих перьев, соломы, стружек, крошек хлеба, яичных скорлуп и т. п., — стоило раз взглянуть в его простецкое открытое лицо, чтоб сразу увидеть в нем, Мишке, типичнейшего мечтателя-мужика, [излюбленный персонаж писателей-народников, так много говоривших о нем и позабывших рассказать, как он, этот тип, вымирает постепенно, отравляемый суровой жизнью, которая никогда не благоволила мечтателям, нимало не нуждается в них и всегда предпочитает здоровые руки слабой голове].
Я тоже мечтал… но направление моих мечтаний и по сей день интересно только для меня одного…»
Можно предположить, что этот текст был «принесен в жертву» компактности и стройности рассказа.
В прямые скобки в этом отрывке взят текст, который был исключен Горьким еще раньше, при подготовке ДЧ2. Этот вычерк автор сделал, посчитавшись с мнением Н. К. Михайловского, который после выхода ДЧ1 писал: «Кого бы ни разумел здесь почтенный автор под писателями-народниками, — вообще ли писателей, черпавших свои темы из народного быта и с особенным интересом приглядывавшихся к мужицкой жизни, или же народников, так сказать, принципиальных, идеализировавших мужика и „устои“ его жизни, — он во всяком случае неправ; фактически неправ, утверждая, что писатели эти позабыли рассказать, как вымирает „мечтатель“» («Русское богатство», 1898, № 9, стр. 65).