Более существенной была авторская редактура произведения для ДЧ2. Здесь обращают на себя внимание случаи устранения некоторых неточностей и погрешностей стиля, замена необязательных иностранных слов русскими и т. п.
Большую редакторскую работу проделал автор при подготовке «Тоски» для Зн4. Правка была самой разнообразной. Горький снимает подзаголовок, вычеркивает целые абзацы, убирает даже яркие сами по себе описания, если они психологически не оправданы в данном контексте. Сокращает автор также слишком мудреные для необразованного человека речи безрукого. Так, после восклицания: «Х-хе!» (стр. 142, строка 27) вычеркнут текст: «Рассуждают люди о том, о другом и прочее… глупо-с! Очень глупо! О чем рассуждать, когда существуют законы и силы? И как можно им противиться, ежели у нас все орудия в уме нашем, а он тоже подлежит законам и силам? Вы понимаете? Очень просто. Значит, живи и не кобенься, а то тебя сейчас же разрушит в прах сила, состоящая из собственных твоих свойств и намерений и из движений жизни! Это называется — фи-ло-со-фия-с действительной жизни… Понятно?»
Это сокращение, возможно, было подсказано автору рецензией Н. К. Михайловского на первое издание «Очерков и рассказов». Приведя именно эти слова из речи безрукого, Михайловский писал о Горьком: «Язык его босяков до крайности не характерен, напоминая собою превосходный язык самого автора, только намеренно и невыдержанно испорченный, и то же можно сказать, по крайней мере отчасти, об их философии <…> босяки Горького безмерно щеголяют красотою речи и философским парением без всяких оправданий…» («Русское богатство», 1898, № 9, стр. 67–68).
Решительно устраняет автор сентенции, уводящие от конкретного повествования. Так, после слов: «А зачем это нужно» (стр. 116, строка 41) он вычеркивает фразу: «Никто из людей не застрахован от наплыва дум, потрясающих привычную им жизнь, и всех одинаково легко может довести до тоски суровый вопрос: „зачем?“».
Наряду с этим, испытывая всё большее стремление к простоте и точности стиля, он освобождает повествование от некоторого налета поверхностной, «романтической» «красивости».
Редактируя текст рассказа «Тоска» для К, автор продолжал борьбу за сжатость и точность языка, за реалистическую правдивость картин и образов (см. варианты).
Критика откликнулась на рассказ еще до того, как было закончено печатание его в «Новом слове». В статье «Литературные очерки» рецензент, выступивший под псевдонимом «Старый писатель», отмечал силу и свежесть таланта Горького. Вместе с тем он утверждал: «Глубокие душевные повороты в непосредственных людях из народа, как известно, происходят и происходили совершенно на иной почве и под давлением и влиянием совершенно иных и не столь мимолетных психических стимулов» («Одесские новости», 1896, № 3697, 22 июля). Автор рецензии упрекал писателя в «излишнем и крайнем реализме», но выражал надежду, что «талантливый автор „Челкаша“, вероятно, в будущем легко сумеет справиться с этими недостатками».
Рецензия эта не удовлетворила молодого писателя. В письме Е. П. Волжиной от 25 июля 1896 г. он писал: «Читал сегодня в газетах отзывы о „Тоске“. Лестно, но всё не то, чего мне нужно. Я могу написать такие вещи, которые поразят, измучают душу читателя. Но пока я не могу серьезно работать — нет времени на это <…> Это горько, Катя, горько и тяжело» (Архив ГV, стр. 40).
Вскоре о «Тоске» заговорили и в центральной прессе. Автор анонимного отзыва «Журнальные новости» («Русские ведомости», 1896, № 217, 8 августа) утверждал, что рассказ «Тоска» «имеет интерес только в последней части, где изображается состязание певцов в дрянненьком трактире». Он сравнил эту часть с «Певцами» Тургенева (аналогия, впоследствии фигурировавшая во многих рецензиях).
Наиболее обстоятельный отзыв о рассказе дал В. А. Поссе. Высоко оценивая художественный талант Горького, Поссе в статье «Журнальное обозрение» писал, что «„Челкаш“ и „Тоска“, подобно произведениям наших лучших писателей: Тургенева, Толстого и др., врезываются в память в отличие от многих других новых беллетристических произведений, которые не оставляют глубокого впечатления» («Образование», 1896, № 9, стр. 105). Рецензент отмечал интерес писателя к простым людям, демократизм его героев: «Автор берет людей в сущности обычных, всем знакомых, но умеет их сделать всем интересными, отмечая в их внутреннем и внешнем облике черты, ускользающие от внимания обыкновенного наблюдателя <…> В истасканных, в истерзанных душах общественных отбросов (Безрукого, Тани, Аннушки и др.) автор нашел „искры божии“, нашел и ум, и зачатки поэтического чувства <…> Он обладает способностью „превращать слух в зрение“, заставлять читателя видеть то, о чем он рассказывает, но еще сильнее развита у него способность передавать ощущения, заставлять чувствовать и ощущать именно то, что чувствует и ощущает изображаемое лицо; для этого он прибегает к смелым сравнениям и тонким указаниям на физические симптомы, сопровождающие чувствования» (там же, стр. 106). В 1897 г. Горький, набрасывая по просьбе литературоведа и библиографа С. А. Венгерова вехи своей автобиографии, из рецензий на «Тоску», появившихся к тому времени, отметил именно эту рецензию Поссе (Г-30, т. 23, стр. 271).