Центральная проблема рассказа «Извозчик» — существует ли нравственный закон и нужна ли совесть — полемически воспроизводит некоторые мотивы произведений Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. Эти вопросы стояли в центре литературной полемики начала 90-х годов. Философия Ницше и Шопенгауэра, отрицавших какие-либо нормы нравственного закона и совести, была активно подхвачена декадентской литературой.
Не претендуя на большие обобщения, Горький пародирует мотивы романа Достоевского «Преступление и наказание». Топор Раскольникова вначале фигурирует у Горького как «топорик, что колют сахар», а потом превращается в банальный утюг. Горький намеренно стилизует «истерически путанные речи героев Достоевского» (Г-30, т. 26, стр. 395). Образ извозчика пародийно заострен против «двойников» Достоевского. Герой «Извозчика», Павел Николаевич, заявляет: «Я не Раскольников, не идеалист». Действительно, у него нет никаких принципиальных мотивов преступления. Совершив убийство, он не чувствует ни малейших угрызений совести: «Мертвый духовно, он творил мертвые дела…» (стр. 387). Так намечается в творчестве писателя линия разоблачения психологии индивидуалиста, ставшего одним из «хозяев жизни». У Павла Николаевича нет «внутреннего закона»; он кается всенародно — не для того, чтобы искупить «грех», а с целью «испугать, изумить и раздавить этих людей» своей силой («всё могу» и «всё позволено»).
Теория страдания у героя «Извозчика» далека от проповедей Сони Мармеладовой. Горький откровенно пародирует известное высказывание Достоевского: «Не вне тебя правда, а в тебе самом; найди себя в себе, подчини себя себе, овладей собой и узришь правду» (Достоевский, Соч., т. XII, стр. 380). «Извозчик» поучает Павла Николаевича: «…первое дело — себя самого найти надо». Финальная сцена рассказа — покаяние Павла Николаевича — саркастически высмеивает любимый тезис Достоевского о спасительной силе страдания. «Покаяние» превращается в обличение существующего порядка вещей. Финал рассказа предвосхищает концовку романов «Фома Гордеев» и «Трое».
Рассказ был опубликован в рождественском номере «Самарской газеты», одновременно с новогодним фельетоном Иегудиила Хламиды, в котором тоже говорилось об извозчике:
(Стр. 391)
Впервые напечатано в «Самарской газете», 1896, № 1, 1 января.
Печатается по тексту газеты.
(Стр. 395)
Впервые напечатано в «Самарской газете», 1896, № 7, 10 января.
Печатается по тексту газеты.
(Стр. 398)
Впервые напечатано в «Самарской газете», 1896, № 35, 14 февраля.
Печатается по тексту газеты с исправлением: «мимо него» (стр. 401, строка 9) вместо «мимо них».
(Стр. 403)
Впервые напечатано в «Самарской газете», 1896, № 39, 18 февраля.
Печатается по тексту газеты.
Рассказ «У схимника» автобиографичен. 5 августа 1926 г. И. А. Груздев писал Горькому: «У Вас есть рассказ „У схимника“. Имеет ли он автобиограф<ическое> значение, в целом, конечно, а не в деталях? Если да, не скажете ли мне, где могло это происходить» (Архив ГXI, стр. 64). Горький ответил 15 августа 1926 г.: «Да, — рассказ „У схимника“ — автобиографичен. Место действия — Задонск, монастырь Тихона Задонского. Был еще у схимника в Лубнах, но тот уже оказался совершенно невменяем, очевидно — старческое размягчение мозга» (там же, стр. 66).
Задонск — город на востоке Орловской области — был известен своим монастырем, куда со всей страны стекались богомольцы. Горький побывал там летом 1891 г., во время своего странствия по России. В рассказе «В ущелье» он писал: «Мне вспомнилось, как однажды в Задонске, на монастырском дворе <…> я рассказывал послушникам разные истории…» (Г-30, т. 11, стр. 162). До Задонска Горький посетил Куряжский монастырь, под Харьковом, и видел там Иоанна Кронштадтского. Вспоминая об этом, он писал впоследствии: «Я был в Куряжском монастыре летом 91 года, беседовал там со знаменитым в ту пору Иоанном Кронштадтским» (там же, т. 17, стр. 160). Потом в Лубнах Горький встретился с «провидцем» Афанасием Сидящим, в Воронеже — с иеромонахом Паисием, на берегу Днепра у острова Хортица — с менонитом. Впечатления, полученные ото всех этих встреч, отразились в рассказе «У схимника», в повести «Исповедь» и в очерке «Из воспоминаний (Об Иоанне Кронштадтском)». Горький развенчивает лживые поповские «чудеса» и монастырских «прорицателей». Однако в рассказе «У схимника» еще нет той отчетливой иронической интонации, которая окрашивает повествование о схимонахе Мардарии или Иоанне Кронштадтском. Речи схимника частично напоминают поучения отшельника Тома Эшера о смысле жизни («Сказание о графе Этельвуде де Коминь и о монахе Томе Эшере» — см. в этом томе, стр. 452–461).