У человека не хватало сил подняться на ноги и посмотреть на святые образы, встретиться взглядом со святым ликом Господа и Пресвятой Богородицы Марии. Он чувствовал себя не достойным смотреть на святые лики, изображенные на иконах, и это, несомненно, было правдой. Он опять оступился, и сейчас у него едва хватало сил, чтобы согнуться в земном поклоне на ковре. Так остро он чувствовал свое грехопадение.
Это был страшный грех... смертный грех... грех блуда, сотворенный им самолично. Человек изнемогал от переполняемого его душу согрешения и нечистоты. О, как ему хотелось смыть из себя этот смрад, который так прочно укоренился в его теле. Эту грязь, эту вонь, было невозможно смыть даже самою чистою водою, но только слезами покаяния, которые привели бы его к настоящему очищению через исповедь.
− Это была просто книга, − время от времени, он продолжал свою едва звучную речь. - Они назвали ее книгой бестселлером, которая вызвала настолько большой спрос среди людей, что ее перевели на множество языков и издали более чем сорока миллионным тиражом.
В кромешной тьме, его лицо искривилось в горестной улыбке. Именно эта книга, стала мощнейшим надрывом и дальнейшим разрушением его души. Он оказался намного уязвимее, чем думал о себе изначально. Но, стоило какой-то злосчастной книжонке, появится в его руках, как его мир рухнул и больше никогда не был прежним. И не смотря на то, что его плотское целомудрие не было нарушено, по крайней мере с помощью другого человека, но только им одним, с того времени, в его жизни не было ни одного дня, чтобы он не пытался восстановить свое душевное целомудрие, которое также было значительно надломлено.
Тишина сопутствовала человеку, его покаянным размышлениям, и, не смотря на то, что он довольно редко нарушал постигшее безмолвие, его мысли под аккомпанирование дождя, казалось, звучали громче за не произнесенные им слова.
Но больше всего его сознание помрачало понимание того, что он уже не единожды нарушал свое обещание, данное им перед Господом во время одного из наибольших таинств, предназначенных для очищения и исцеления души, а именно - таинства Исповеди.
Он хотел быть сильнее, хотел избавиться от сильнейшего греха блуда и плотского вожделения, только вот оно не хотело отпускать его настолько быстро, а может и совсем не хотело его отпускать, желая добиться окончательной победы над ним. Человек не хотел оказаться побежденным грехом и поэтому бежал к таинству Исповеди, как к спасательному якорю, по-прежнему державшим его на плаву и не дававшему ему окончательно утонуть. И это действительно помогало, и воистину было единственным его облегчением на пару месяцев, до тех пор, пока его помраченная душа опять не становилась черствой и порабощенной тем самым грехом, и тогда он опять оступался и падал в уже привычное для него смрадное болото.
− Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей,[i] − заплаканный взор человека обратился к святому лику Господа, который отображался в тусклом свечении лампады. Его голос был тихим и дрожащим, как и все его тело. Произнесённые им слова из Псалма покаянного пятидесятого, на какое-то время делали его словно не весомым, − и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое[ii], − продолжал он произносить слова из молитвы.
Понемногу, на душе становилось спокойнее, сильнейшие слова из Псалма, проникали в каждую клеточку его сознания и образовывались там, в частицы света, которое было способно искоренить в грешном сердце всякую немощь и прогнать кромешную тьму, нежелающую уходить самостоятельно.
− Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя; яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну. Тебе единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих; яко да оправдишися во словесех Твоих, и победиши внегда судити Ти[iii].
Человек больше не ощущал волнения, слезы высохли на горячем от беспокойства лице, а новые не спешили появляться. На какое-то время, его перестало беспокоить все вокруг. Он забылся о времени и своем расположении на полу.
Ночь, больше не имела для него значения, а гроза, ощущалась далекими отголосками стихийного бедствия, которое недавно бушевало и в душе падшего человека, не единожды осквернившегося одноликим грехом. И, только не принятие им самим греха блуда, не желание с ним отождествляться, помогало ему не раствориться в нем без остатка и учило противостоять ему.