- Очень интересно. Но повторю свой вопрос о соловьях. Услышим ли мы нынешней весной трели этой певчей птички?
- Вы знаете, должна сказать, что карканье ворон настолько вписалось в городской шум, что совершенно не мешает жителям и даже создаётся впечатление полного воссоединения человека с природой!
- Простите, Дарина! Но сегодня народ очень интересуют соловьи.
- Вы знаете, хочу обратить Ваше внимание на то, что соловей настолько маленькая, серенькая и неприметная пташка, что опять хочется вернуться к воронам. Поверьте, наша ворона - это довольно крупная и вполне уважаемая птица, её биологические часы работают в унисон с биологическими часами человека.
- То есть?
- Она начинает свой рабочий день рано утром. Сначала долго прочищает горло, потом приступает к туалету, затем ищет себе пропитание, сооружает жилище, кормит воронят. А вечером успокаивается и не досаждает нам карканьем по ночам. Соловьи же заливаются от заката до рассвета и радуют только влюблённые парочки. Трудовой народ в это время спит и практически не слышит их пения.
- Ваша позиция мне понятна. Только очень жаль, что так и не удалось услышать от Вас главную новость о соловьях. Будем надеяться, что они выберут правильное направление и не собьются с пути окончательно.
И последний вопрос. Что Вы скажете, когда однажды утром всё-таки услышите соловьиную трель?
- …Эээ, зато некоторые вороньи особи живут почти до ста лет.
- Согласен! Это была Дарина Мировая. Спасибо большое! И желаю Вам всех благ!
А для телезрителей - моя традиционная прощалка. Процитирую кусочек басни Сергея Михалкова:
“И лишь Ворона каркала уныло:
- Подумать только, чудеса!
Уж мне за пятьдесят, давно перевалило,
И голосом сильней, и всем понятней я,
И столько раз Сова меня хвалила,
А юбилей – поди ж ты – Соловья!”
Такие вот времена!
P.S. Фрагментарные совпадения в тексте с другими телепрограммами прошу считать случайными.
Он очень хотел маленького
На железном крючке в подвале висела большая боксёрская груша, по которой мог молотить любой парень, живший в большом доме с этим подвалом. Григ часто заходил туда и лупил грушу, поглядывая на крючок… Выдержит ли? И он выдержал…
- Григ, почему тебя прозвали Григом? – через силу пытается шутить его подруга Анечка. - Мне нравится твоё настоящее имя – Герман. Очень красиво! Читал «Пиковую даму» Пушкина?
Двое лежат рядом, расслабленные и довольные друг другом. Тревога прошедшей недели потихоньку уходит.
Стоит тёплая летняя ночь. Прозрачная занавеска шевелится от лёгкого ветерка, в раскрытое окно светит полная луна, и создаётся впечатление присутствия третьего в их молодой компании. Чистое белое бельё, постеленное Анной на холостяцкий диван Грига, отсвечивает холодной и неприятной голубизной.
- Нет, не читал, - немного отрешённо отвечает на вопрос подруги парень. - А вот «Пиковую даму» Чайковского слушал. Ты же знаешь, что опера для меня, как отдушина. И моё композиторское прозвище ко мне прилепилось по той же причине. Я, непротив! Славку Киргизом кличут и нормально. Так что Григ, почти приемлемо для нашего местоположения. Не Норвегия, но близко.
- Как бы хорошо, чтобы твоя болезнь прошла. Какой ты милый и приятный, когда трезвый.
- Давай не будем сейчас об этом! У меня так спокойно на душе, а в теле необычайная лёгкость. Впечатление, что вот-вот взлечу…
- Ты очень хорошо вышел из запоя в этот раз, - продолжает девушка, не обращая внимания на просьбу любимого. - Заметь, тебя совершенно не тошнило, и на головную боль ты не жаловался.
- Думаю, что теперь завяжу окончательно. Знаешь, я очень хочу маленького. Ты мне родишь ребёночка?
- Обязательно рожу. Восстанавливайся и не пей больше, - она прижимается к нему всем телом, и закрывает глаза.
- Спи. Завтра сходим в парк или в кино, - он тоже закрывает глаза и ощущает соль на губах от собственных слёз. – Мне скоро тридцать, а детей ещё нет, - его бормотанье постепенно затихает и переходит в мысленный разговор с самим собой. - Буду держаться. Анна любит меня и борется за меня вместе с мамой. А отец? Сволочь! Всё из-за него. Ненавижу! И зачем притащился сюда со мной и матерью? Жил бы в своей Самаре. Какая разница, где водку пить.
Он вспоминает, как десятилетним мальчиком переехал с родителями на постоянное место жительство в Германию.
Сманила их на свою историческую родину его бабушка по матери, которая была из казахстанских немцев. Она всегда помнила и много знала о своих предках, блюла их традиции. А к концу жизни у неё появилась возможность уехать в родной «фатерлянд», прихватив туда единственную дочь с её русским мужем и внука. Была середина девяностых.
Сначала пять лет проживали в большом общежитии, пока изучали всей семьёй немецкий язык и ждали подтверждения статуса переселенцев. Отцу Грига повезло почти сразу, как получил немецкое гражданство. Нашёл работу в небольшой автомастерской. Руки имел «золотые» и, если бы не тяга к спиртному, жили бы, что называется – припеваючи. Но пьянчужек на работе в Германии не держат! Это родная советская власть - самая терпеливая власть в мире, воспитывала и перевоспитывала пьяниц, посылала их лечиться в профилактории, разбирала поведение алкашей на собраниях, ставила им «на вид», предупреждала, переводила на менее оплачиваемую работу, но не выгоняла с предприятий, помня о семье больного и несчастного человека.
На новом месте порядки были хотя и суровее, но справедливее.
После каждого запоя отец искал новую работу, находил и честно пахал до очередного срыва. С каждым годом промежутки просветления между пьянками укорачивались. Мать измучилась, пытаясь скрыть от соседей жуткую болезнь супруга. Но разве такое скроешь? И порой сначала слышала в открытое окно кухни соседский нелестный эпитет:
- Вон, русский пьяница ковыляет, - а потом уже видела супруга, с заплетающимися ногами, бубнящего себе под нос всякую чушь.
К этому времени они уже имели социальное жильё, в виде отдельной четырёхкомнатной квартиры, в большом новом доме. Казалось бы – живи и радуйся!
Григ очень стыдился своего родителя перед одноклассниками, жившими с ним в одном доме, и перед всеми новыми знакомыми. Стыдился за русского папку! Конечно, и среди немцев алкашей во все времена хватало, но, то были свои собственные, взращённые на «Октоберфесте» с его натуральным и вкусным продуктом. А этот припёрся в благоденствующую страну под ручку с женой - немкой и пропивает пособие, полученное от налогоплательщиков сытой и доброй Германии.
Постепенно парень стал привыкать к европейской жизни и чужим порядкам. Окончив колледж, поступил в их техникум, где обучался специальности мебельщика. Но учился без особого старания, просто считал, что так надо. Да и матери было спокойнее видеть сына занятого учёбой. После лекций домой идти не шибко-то хотелось. А чтобы скоротать время и не видеть домашнего срама, шёл с одногруппником Славкой-Киргизом в бар, где за разговорами выпивал стаканчик, другой хорошего немецкого пива.