— В таком случае с вас двести песет.
Ни слова не говоря, Жауме протянул Мадам две банкноты.
— Я надену шляпку? — спросила Пралин.
— Конечно. И можете взять мое колье.
— Одну минуту, дорогой, я пойду переоденусь, — защебетала Пралин, повиснув у Жауме на шее и награждая его звонким поцелуем.
Две мрачные девицы наблюдали за этой сценой в полном молчании. Бедняжкам и в голову не приходило, что столь элегантный и богатый молодой человек может захотеть «провести время» в их скромном обществе.
— Куда вы намерены пойти? — поинтересовалась Мадам — Я бы рекомендовала «Спидеум». Там просто чудесно.
— Именно туда я и собирался.
— Из вас выйдет отличная парочка. У Пралин прекрасный туалет, и вообще, в ней есть, знаете ли, chic parisien. Ah, la voici. Regardez comme elle est charmante[18].
Пралин выплыла в гостиную в платье небесно-голубого цвета, кричащем и несколько помятом, в большой черной шляпе и черных перчатках.
— Ну что ж, развлекайтесь. Bonne chance[19], — распрощалась Мадам.
В «Спидеум» они пришли слишком рано — все столики еще были пустыми. Увидев в дверях парочку, музыканты заиграли вальс. Подоспевший мэтр посоветовал заказать консоме, камбалу и цыпленка с зеленой фасолью. На десерт — сыр, мороженое и фрукты. Белое вино к рыбе и, конечно, шампанское.
Жауме сидел как на иголках. Он специально выбрал дорогой ресторан с несколько сомнительной репутацией, чтобы разрушить легенду о «сладком ангелочке», но теперь мысль о том, что родители, которые иногда ужинали в «Спидеуме», могут заглянуть сюда, приводила его в ужас.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Тебе скучно?
— Совсем нет… А тебе?
— Что ты! Так приятно ужинать с таким красавчиком. У тебя чудесные волосы.
— Терпеть не могу комплиментов.
— Какой ты странный. А знаешь, мне здесь нравится. Ты часто сюда ходишь?
— Так, иногда.
Жауме не осмелился признаться, что был в «Спидеуме» всего один раз, да и то во время вечернего чая. Строя из себя завсегдатая, он подозвал официанта и небрежно спросил:
— А что, сеньора Окампо давно к вам не заглядывала?
Сеньора Окампо, известная поэтесса, которую Новый Свет преподнес в дар старушке Испании, недавно прибыла на Мальорку и сразу стала знаменитостью, чему немало способствовали ее красота, а также репутация женщины, увенчанной славой и не желающей сковывать себя узами брака.
— Простите… кто?
К счастью, на помощь пришел мэтр:
— Сеньора До Манто? Как же, она у нас частая гостья. Странно, что сегодня…
— Ее обычно сопровождает такой смуглый брюнет?
— Совершенно верно. Высокий, представительный, говорит с иностранным акцентом…
Мэтр явно импровизировал.
— Конечно, любовник? — живо заинтересовалась Пралин.
— О, сеньорита, это уж на ваше усмотрение.
Фривольный тон разговора заставил Жауме густо покраснеть.
— Сеньор, который сопровождает госпожу Окампо, — сказал он, когда мэтр отошел, — ее родственник.
— Если они придут, познакомь нас, — развязно попросила Пралин.
Жауме был страшно зол. Он вдруг вспомнил о правилах этикета, которые, как ему казалось, достойны только презрения, и лицо его запылало еще ярче.
— Сначала надо попросить разрешения…
— Скажите пожалуйста! Можно подумать, она королева Мадагаскара…
Тем временем ресторан оживился. На эстраде появилась пара профессиональных танцоров. Жауме вдруг заметил, что женщина за соседним столиком с иронией смотрит на Пралин (та ела, не снимая перчаток), а потом шепчет что-то на ухо своему кавалеру.
— Почему бы тебе не снять перчатки? — с досадой прошептал Жауме.
Он боялся и в то же время нетерпеливо ждал, когда появится кто-нибудь из знакомых. Если отвлечься от лошадиного профиля и надетых перчаток, Пралин отвечала самым строгим требованиям, пожалуй, могла сойти даже за парижанку. «Особенно когда молчит», — отметил про себя Жауме. Он вдруг испугался, не старовата ли его спутница. Но нет, она напоминала «звезду» с обложки модного журнала, а «звезды» никогда не бывают слишком молодыми.
Прозвучал гонг. Show начиналось. Неизбежная в подобных представлениях женщина в национальном костюме, словно сошедшая с полотен Гойи, лишний раз напомнила присутствующим, что она истинная испанка, и громко пропела что-то патриотическое. Однако это был лучший номер программы, потому что прочие «вокалистки» производили жуткое впечатление. Тощие, бледные, коротко стриженные, без бюста, без возраста и без голоса, все абсолютно одинаковые и унылые, как знак минус, они одна за другой надрывно тянули бесконечную песнь любви, пока наконец не замирали, совершенно обессилев: