— Говорят, когда-то давно все это было одно владение, до самой горы Балич.
— Может быть, так, может, и нет, — возразил я — А кому сейчас принадлежит поместье?
Он скромно улыбнулся, словно принц, вынужденный открыть свое настоящее имя.
— Несмотря на мои лохмотья, хозяин тут — я.
Старик объяснил, что у него есть и другие земли, но он предпочитает жить здесь, наверху, и наблюдать, как пасется заброшенный, почти одичавший скот.
В правой руке я держал банкноту, которую осторожно вытащил из кармана, чтобы отплатить нашему чичероне за любезность, считая его почти нищим. Узнав, что передо мной миллионер, я быстро спрятал деньги.
— Может, закурим, хозяин?
— Да что вы, я никогда не курю.
Он говорил с сильным мальоркинским акцентом, что было мне особенно приятно.
— Во времена прежних хозяев дом внутри выглядел совсем по-другому, но они увезли всю мебель.
— Да ведь вы можете купить себе и получше, — посоветовал я.
— Зачем? Я не привык сорить деньгами. Знаете, у меня женатый сын, правда, здесь, наверху, ему не очень-то нравится… Да и моя жена всегда ворчит, что этот дом слишком большой, чтобы убирать его каждый день.
Старик держался так просто и естественно, что его искренность заразила и меня.
— А ведь дом-то у вас разваливается, хозяин.
— Да, балки кое-где прогнили, — ответил он, — и эта стена, видите… Да нет, пожалуй что я сам развалюсь раньше. А сыну с женой, им другое подавай, им бы дачу с ванной, радио и телевизором.
— И с соседями под боком, у которых было бы точно такое же радио.
Он засмеялся.
— Что делать, молодежь хочет жить по-другому.
— Скажите, а вы знали мою тетушку Франсину?
— Еще бы! Вон справа — это ее комната, тут она молилась каждый вечер. Замечательная была женщина ваша тетушка, правда, последнее время не часто приезжала, говорила — больно дорога страшная. Знаете, ведь однажды ее фургон перевернулся… А когда шел дождь, этот фургон вообще заливало. Пойдемте, я покажу вам флигель Кан Жерони.
Я вспомнил, что Кан Жерони еще во времена моих прадедов отошел к побочной ветви нашего семейства.
— Эта часть дома тоже ваша?
— Нет, но ключи у меня есть. А хозяин — какой-то иностранец. Вбил себе в голову бог знает что и не хочет продавать, а сам почти никогда не приезжает. Раньше весь дом был в одних руках, ды вы, наверное, знаете.
Слова старика огорчили меня. Как раз в эту минуту я сидел в тени старого вяза и любовался, словно зачарованный, чудесным видом — смотрел на простирающиеся внизу холмы, на пик Мажор, на горы Алкудия, на равнины Биниссалем и Льюзета, на пик Святой Магдалены, и в голову неожиданно пришла одна странная идея…
Когда мы спускались вниз по крутой дороге (слава богу, наш пузатый старичок-автомобиль пока что держится молодцом, и тормоза у него в порядке), я отлично понял, почему тетушка Франсина боялась жить так высоко. На последнем повороте машину резко швырнуло в сторону, и одна из рессор лопнула.
— Господи боже мой! — воскликнула Мария Антония.
— Да, не захочешь возвращаться. Понятно, отчего моя прабабка никогда не спускалась вниз и всю жизнь провела на горе — нянчила семерых детей да вышивала алтарные накидки.
— И еще молилась, — добавила моя жена, — я слышала, она была такая же набожная, как тетушка Франсина.
— Да, говорят.
Внезапно машина сильно накренилась в сторону, послышался угрожающий треск.
— Ну вот опять! Мы не опоздаем, Жуан?
— Нет, — ответил шофер, — пока что дорога хорошая, но если опять что-нибудь случится…
— Лучше не надо, — сказала Мария Антония.
Уединение сегодня стоит дорого. К тому же какой-то иностранец в любую минуту может нарушить его, выставив по радиоприемнику в каждом окне Кан Жерони, а это уж никуда не годится.
— Да, дорогая, лучше не надо.
Откровенно говоря, поместье, выстроенное еще до падения Гранады, разочаровало меня. Как это часто бывает, поэзия, когда до нее дотронулись руками, превратилась в прозу. Я прекрасно понимал, почему сын нынешнего хозяина предпочитает иметь дачу со всеми удобствами, а не жить среди груды развалин. Да и этот симпатичный старик все равно не согласится продать их ни за какие деньги… И мысль, которая пришла мне в голову, когда я любовался окрестностями, вдыхал чудесный воздух и смотрел на мирно пасущийся скот, улетучилась.