Не отражайся качество следствия на устойчивости генеральского кресла и не завись его повышение (возможное, всего лишь возможное!) напрямую от отношения высоких столичных гостей, Игорь Павлович и сам бы посмеялся. Со стороны дело казалось высосанным из пальца. Как известно, Московский проспект - самая удобная трасса от аэропорта до центра города. Естественно, все правительственные делегации едут именно по ней. Значит, минимум раз в сутки проспект перекрывается дядьками с полосатыми палками, движение замирает, и по опустевшему шоссе с комфортом мчатся куда-то опаздывающие "слуги народа". То есть "демократически избранные представители народа", так теперь правильно говорить. До недавнего времени мчались.
Первый случай произошел месяц назад. Машина депутата Коваленко проколола колесо, вильнула, наехала на поребрик и встала. Пришлось депутату пересаживаться в машину охраны.
Ладно, бывает.
На следующий день заглох "Роллс-Ройс" замминистра финансов, причем, отчего он заглох, не смогли догадаться даже в правительственном гараже. Поменяли почти всю начинку, прежде чем автомобиль завелся.
Короче говоря, с тех пор ездить с конвоем и мигалками по Московскому стало опасно. Ежедневно случалось от одного до трех происшествий, причем исключительно с машинами чиновников. Как, отчего - непонятно. Приходилось ехать в объезд, что нравилось далеко не всем. Улицы-то в городе не идеальные, кроме того, легче перекрыть одну длинную трассу, чем десяток маленьких. Да и вообще... Трупов не было, всего три водителей пострадали от внезапно сработавших подушек, но что будет дальше? В цепь невероятных совпадений верилось слабо, все-таки, месяц - это слишком долго.
Проблема собственной безопасности у отечественной элиты в списке приоритетов занимала первое место. Всегда.
- Короче, Сережа, вот что я тебе скажу - генерал схватился за сердце, жадно выпил стакан воды и нацелил толстый палец на майора. - Разберись с этой херней. Иначе когда меня уйдут, тебя я с собой прихвачу. Свободен.
Панкратов сразу обратил внимание на интересный факт. Все аварии происходили на строго ограниченном отрезке дороги - от метро "Фрунзенская" до станции "Электросила". Временные рамки отличались расплывчатостью, машины ломались утром, днем и вечером без системы. Наружка клялась, что ничего подозрительного не заметили, никаких посторонних лиц вблизи кортежей не замечали, техническое состояние парка автомобилей приближалось к идеалу. Техотдел уверен в "чистоте" участка, как-никак, ради проверки домов, уличных покрытий, квартир и прочих помещений на предмет нестандартной аппаратуры специалистов собирали со всей страны.
Пришлось сажать отдел за компьютеры. Дело дохлое, записи камер с маршрута следования просматривались уже не один раз и ничего не обнаружили. На всякий случай проверили всех, от торговки мороженым до последнего бомжа. Даже местный сумасшедший удостоился особого внимания комиссии, признавшей его неизлечимым, но безопасным. Вот, кстати сказать, и он сам, руками размахивает, смеется.
- Радость у человека, - позавидовал психу практикант Миша - а нам работай.
- А чего он радуется-то?
- Захарий Фролович Иванов, коммунист, еще в Первой Конной сыном полка ходил и белых рубал. Серьезно говорю, на него целое досье есть. Жизнь у мужика - закачаешься, во всех заварухах участвовал, в лагерях трижды сидел. При Брежневе ему шизофрению поставили за слишком длинный язык, при Горбачеве выпустили, но, видать, что-то в башке помутилось. Вот с тех пор бродит по улицам, ругает власть. С тех пор, как катастрофы начались, каждый день на проспект приходит, как на пост. Машина еб... в смысле, сломается, старикашка покричит, примет дозу, и снова ждет.
Если смех продлевает жизнь, то Захарий Фролович имел все шансы жить вечно. На экране тщедушное стариковское тельце сотрясалось от хохота, причем дед умудрялся выкрикивать неслышимые, но безусловно обидные пожелания окружившей место происшествия охране. Наконец весельчака увели.
- И часто его видят?
- Практически всегда.
Если не считать выжившего из ума старикана, ничего общего в происшествиях не просматривалось. Точнее говоря, общего-то предшественники Панкратова накопали достаточно, только при ближайшем рассмотрении результатом выходил пшик. Майор, без особой надежды, просмотрел собранные бумаги, убедился, что подозревать Зиновия Фроловича глупо, и отложил папку в сторону. Нужно искать технику. В первую очередь еще раз прочесать весь проспект, нет, весь маршрут следования машин начиная от правительственного гаража, и проверить все наличное оборудование. Задача архисложная, денег и человеко-часов потребует немеряно, но выполнимая. Затем - сам гараж и его сотрудники. Их, конечно же, проверяли, случайных людей в структуре нет, однако лишний раз потрясти механиков придется.
И не худо бы провести эксперимент...
Захарий Фролович стоял на посту. Именно так он воспринимал это место: пост. Последний оплот в борьбе против мировой капиталистической системы, коварно воткнувшей нож в спину великой стране. Есть еще одно место, верное идеалам коммунизма, только далеко, далеко... Эх, братушка Фидель, в газете писали, сдавать ты начал. Держись, не умирай. Вдвоем мы с тобой остались, правда, тебе все же легче - успел какого-никакого преемника подготовить. Слабоват Чавес, мягкий слишком, жестче надо давить контрреволюционную гниду, да только у Фролыча и такого нет. А ведь скоро пора настанет в могилу ложиться. Пусть все предки жили долго, засиделся Фролыч на свете.
Машин стало поменьше, и старик оживился. Вот, сейчас поедут, враги народа, предатели. Нэпменов Фролыч презирал за гнилую торгашескую натуру, ненавидел же этих вот, продавших страну звездно-полосатому американскому дяде. Не для того он кровь проливал, чтобы зажравшиеся чиновники отправляли детей по Оксфордам учиться, пока простые солдатики в Чечне гибнут. Ничего, отплатятся кошке мышкины слезки, историческая неизбежность смоет мусор с пути развития коммунистического общества. В бога Фролыч не верил, но в существовании некой высшей справедливости не сомневался. Иначе с чего бы именно ему попал в руки камень?
Нет, не так: Камень. Небольшой, с указательный палец, тускло-красного цвета, его старик когда-то подобрал на местном пляже. Вроде, самый обычный осколок стекла, а чем-то притягивает. Завораживает. И что интересно - стоит поносить в кармане, как в голове возникают голоса, камень нагревается, цвет его становится ярче, насыщеннее. А если пожелать что-нибудь со всей силы, то непременно желание сбудется. Правда, потом слабость наступает и кожа по всему телу изнутри чешется. Ну да ладно.
Едут, едут сволочи. Губы старика шептали что-то невнятное, глаза, не отрываясь, следили за черным бронированным лимузином. Камень, Захарий Фролович каким-то шестым чувством знал это, пульсировал ярче, в такт бешено стучащему дряхлому сердцу. Остальной-то организм работал пока нормально (насчет головы дед с врачами спорил категорически), а вот мотор барахлил.
Показалось, или сегодня камень нагрелся сильнее обычного?
Есть! Старик радостно засмеялся. Машина на полном ходу вильнула, врезалась в стоящие на обочине древние "Жигули", место аварии торопливо окружила охрана. Фролыч задрал голову к небу, зачем-то погрозил кулаком и заковылял поближе, посмотреть. Сердце бешено колотилось, камень в кармане пульсировал с возрастающей силой.
Навстречу выдвигался милиционер с разведенными в стороны руками:
- Иди, дед, иди. Нечего тебе здесь делать.
- Ага, нечего - согласился Фролыч. - Посмотрю только.
- Я сказал, иди отсюда, старый!
Гнев вспыхнул внезапно. Старик забыл, где находится, кто перед ним, зачем пришел сюда. С его губ сорвалось полушипение-полурычание:
- Пропусти!
Милиционер, случайно оказавшийся рядом с местом происшествия, заворожено следил за изменением облика любопытного старика. Лицо потекло, отвердело, складываясь в жуткую демоническую маску, в глазах зажглись красные огни, на пальцах выросли когти. Плечи под стареньким пиджаком забугрились мышцами, ткань затрещала. Существо сделало шаг вперед.