Ровно через неделю Рут позвонила Эфраиму:
– Понимаешь, Эфраим, у меня проблема с твоим Николаем. Женщина, которая обслуживала его, пришла ко мне со слезами на глазах и сказала, что согласна умереть от голода, но к Николаю она больше не пойдёт. Она в течение нескольких дней выслушивала разные издевательства и неприличные слова, но, как она говорит, не для того она приехала в Израиль, чтобы от подонка выслушивать жидовская морда и грязная жидовка.
– Брось, Рути. Мы иногда в своей компании так шутя называем друг друга.
– Я сказала ей именно эти слова. Но она ответила, что даже в устах еврея это не весьма остроумно, хоть и не обидно. А когда, как она сказала, подлая грязь, от которой она сбежала из России, выплёскивается в Израиле русским мерзавцем, то этому просто нет названия.
– С чего она взяла, что он русский?
– Я проверила в министерстве внутренних дел. Он русский.
– Хорошо. Я поговорю с ним.
–Ты поговоришь. Но что мне делать. Ни одна женщина не хочет идти к нему. Они уже узнали, что это за тип.
– Разберёмся.
Эфраим телефонному разговору предпочёл личную встречу. По пути к Николаю заскочил в супермаркет купить бутылку «Абсолюта». Николай с интересом осмотрел бутылку.
– Ну, зачем так пышно. Если уж ты решил придти не с пустыми руками, мог принести «Гольд».
– «Гольд» я пил до того, как мне определили процент инвалидности и дали пенсию. А сейчас могу себе позволить после ужина и немного хорошего марочного французского коньяка. Немного, как вы понимаете, не потому, что меня ограничивают финансы. Но речь не об этом. Русскоязычные женщины отказываются обслуживать вас.
– Это почему же?
– Им не нравится мат. А главное – антисемитские оскорбления.
– Послушай, Эфраим, мы с тобой живём в какой стране? В демократической? Так или не так? А одним из признаков демократической страны является что? Свобода слова. Так или не так?
– Свобода слова и хулиганство – понятия не однозначные. Я уже не говорю о том, что как-то несовместимо проявление антисемитизма в еврейской стране, которая платит вам почти две с половиной тысячи долларов в месяц, кроме остальных благ.
– Эфраим, мне скоро восемьдесят пять лет. Поздно лечить меня от антисемитизма. Кстати, почему ты не пьёшь?
– Я за рулём. Больше нельзя. Но не будем уходить от темы. Кроме того, у вас же и сын еврей, и жена еврейка. Вы что же, и жену называли жидовской мордой и грязной жидовкой?
– А как же!
– То-то она в бейт авоте в таком состоянии. И всё же вам придётся, как вы выразились, излечиться пусть если не от идеологии, то, по крайней мере, от её проявления вслух. У нас, как вы понимаете, тоже есть средства помочь в излечении.
– Ты, кажется, мне грозишь? Так запомни, дорогой друг, – нас, русских, ты понимаешь, не русскоговорящих, а чисто русских в Израиле около двухсот пятидесяти тысяч. Мы тебе не арабы. Вам и с ними весело. Но уж если мы организуем пятую колонну, то что от вас останется!
Эфраим увидел, что водка оказалась не лучшим аккомпанементом к этой беседе. Вскоре он ушёл, даже не напомнив Николаю о членских взносах.
Конечно, после всего оптимальным вариантом было бы отстраниться от помощи этому не лучшему члену их Союза. И всё же он позвонил Рут:
– Ты знаешь, Рути, я, кажется, придумал решение. Дай ему в помощники филиппинку.
– Но как без языка они будут общаться?
– Это его личное дело. Помощь ему ты обеспечила? Обеспечила. В Израиле государственный язык иврит? Иврит. Так пусть общаются на иврите. А то, что она не будет понимать его мата, так это просто замечательно. А если он будет кричать грязная филиппинка, то, в лучшем случае, она поймёт только слово филиппинка.
– Ты знаешь, Эфраим, ты просто молодец. Еще никогда у тебя иврит не был таким богатым, как сейчас.
23 октября 2009 г.
Пари
Капитан второго ранга пригласил в ресторан самых близких друзей. Еще ночью, по пути в Ленинград, он до предела сократил список приглашенных.
Конечно, будут обиженные. Но до официального чествования на базе, куда он должен был прилететь прямо из Москвы, ему вообще не хотелось устраивать банкет. С другой стороны, он не мог лишить себя удовольствия покрасоваться перед друзьями.
Его новое качество принесло плоды уже на вокзале в Москве. Десятки старших офицеров тщетно пытались достать билет на «Красную стрелу». Он получил билет вместе с улыбкой кассирши в свободном окошке кассы для Героев Советского Союза.
В купе только мельком, тайком от попутчиков ему удалось в зеркале увидеть новенькую Золотую звезду на кителе. Зато в коридоре, куда он вышел, деликатно дав соседке по купе возможность приготовиться ко сну, можно было вволю любоваться своим отражением в большом окне вагона, покрытом черной амальгамой ночи.
А сейчас, вечером, он сидел во главе небольшого прямоугольного стола в ресторане гостиницы «Европейская». Справа – Белла Яковлевна, участковый педиатр. На столе только кисти рук. Впечатление такое, словно эта красивая миниатюрная женщина старается занять еще меньше пространства, чем она занимает.
Несколько лет назад заболела маленькая дочка капитана. Ему лично врачи никогда не были нужны, а семья пользовалась услугами военно-морского госпиталя. Состояние ребенка ухудшалось, несмотря на усилия врачей. Увы, не помогли две консультации профессоров. Вера, соседка по площадке, жена его друга детства – Петьки, несколько раз рекомендовала обратиться к участковому педиатру. Смех! После профессоров – к участковому педиатру! Но когда состояние ребенка стало угрожающим, они были готовы обратиться хоть к знахарю хоть к шаману.
Капитана не было дома при первом визите Беллы Яковлевны. Жена рассказала, что дочка ожила уже в ту минуту, когда доктор, можно сказать, еще сама девочка, взяла ручки ребенка в свои небольшие ладони. Ежедневно в течение двух недель она навещала маленькую пациентку, расцветавшую на глазах.
Оказалось, что Белла Яковлевна – жена его старого знакомого. Они учились в одной школе. Сейчас муж Беллы Яковлевны старший механик лесовоза.
Мир тесен. Когда-то Петька тоже начинал учиться в судостроительном институте вместе с будущим старшим механиком. Потом их пути разошлись. А сейчас они снова дружат уже благодаря Белле Яковлевне, любимице ее маленьких пациентов.
Язык не поворачивается просто так назвать её Беллой.
Между ней и шурином хозяина, полковником-летчиком, сидел старший механик, самый пожилой в их компании. Дымчатые очки затемняли его внимательные глаза.
Слева между Верой и женой шурина сидел всегда шумный Петька, начальник портовой таможни. Всех он знал и все знали его. Вот и сейчас метрдотель и официанты увивались вокруг их стола не потому, что банкет заказал Герой, а потому, что за столом присутствовал дорогой Петр Петрович.
Петькина идея в буквальном смысле слова обмыть Золотую звезду покоробила капитана второго ранга. Красный муар ленточки был таким нежным, что хотелось оградить его даже от дуновения воздуха. А этот бузотер погрузил медаль в фужер с водкой и пустил его по кругу. Шурин поддержал Петьку. У них в дивизии тоже «обмывали» ордена.