— Ты читал?
Он утвердительно качнул головой.
— Когда?
— Примерно полгода тому назад.
— Почему же ты мне не сказал?
— Зачем?
Голда не могла ответить на этот вопрос.
— Жаль, что наши дети не читают по-русски.
— «Черная книга» переведена на иврит. Сыновья прочли ее. Даже Шай.
— Прочли? И я об этом ничего не знала?
Саша медленно вышагивал по кабинету, наклонив голову, словно считал плитки пола.
Голда видела, что он никак не решается рассказать ей что-то. В течение двадцати шести лет их совместной жизни Саша ничего не утаивал от нее. В чем же дело? Но торопить его она не хотела.
— Помнишь, за год до нашего отъезда, в воскресение, я пошел с детьми в зоопарк. Когда мы вернулись домой, ты увидела на щеке у Иосифа кровоподтек. Я сказал, что Иосиф упал с карусели. Самое удивительное в этой истории — четырехлетний Яков не подвел меня, сказавшего неправду.
Саша продолжал вышагивать, словно на ходу рассказ о событиях шестнадцатилетней давности терял часть своего злополучия.
— Мы как раз покинули площадку молодняка и сели на скамейку в тихой аллее. Я собирался дать детям бутерброды. Я думаю, что это была неслучайная встреча. Твоего брата, — помнишь? — я однажды увидел со спины. Сейчас я его узнал. Я сразу догадался, что рядом с ним отец. У него на пиджаке была планка — ордена и медали — и среди них я заметил ленточку медали «Партизану Отечественной войны». Оба они были изрядно выпивши. Они остановились возле нашей скамейки. «Жыдивське симья!» — изрыгнул из себя старший и ударил Иосифа по щеке. Я сразу вскочил. Молодой замахнулся на меня, но тут же повалился на землю. Что есть силы я ударил его коленом в пах, а когда он согнулся пополам, тем же коленом я расквасил его лицо. Все произошло так быстро, что редкие прохожие даже не оглянулись. Старший бросился на меня. Тем же приемом я уложил его на траву. Иосиф держался за щеку и молчал. Яков плакал навзрыд. Это завело меня еще больше. Несколько раз носком туфля я ударил в пах одного и другого. Их дикий крик, по-видимому, был принят за рычание зверей, и никто не обратил на него внимания. Если у молодого к тому времени еще не было потомства, то я ручаюсь, что у него уже никогда не будет. Я подошел к старшему. Он лежал на траве, схватившись двумя руками за пах. Я убедился в том, что он уже в состоянии понимать мои слова и популярно объяснил ему следующее: мол, мы пощадили его, пока пощадили, но все официально заверенные свидетельские показания хранятся в надежном месте; на сей раз история с кузнецом не повторится; если кто-нибудь из нашей семьи увидит или услышит представителей бандитского кодла, документы в нескольких экземплярах появятся во всех надлежащих учреждениях. Он воспринял мои слова как еще один удар носком в пах. Я понял, что угроза дошла до его сознания. Возле фонтана я отмыл кровь на коленях брюк. Затем (возможно, я действовал импульсивно, но жизнь подтвердила мою правоту) я рассказал Иосифу, кто этот негодяй и что он совершил. Я попросил его хранить этот рассказ в тайне даже от тебя. Яков вдруг перестал плакать. Сперва я не придал этому значения. Я считал, что четырехлетний ребенок не в состоянии понять того, что я рассказал Иосифу. Каково же было мое удивление, когда Яков сказал, что он все понял и будет хранить тайну не хуже Иосифа. Свое слово они сдержали. Даже Шаю, когда он прочитал «Черную книгу», именно я, а не братья рассказали твою историю. Знаешь, что Шай сказал мне? «После этого я люблю маму еще больше. Я люблю ее не только как маму, но и как золотого человека».
Голда подошла к Саше и обняла его.
— И все-таки я не подозревала, что у тебя могут быть тайны от меня. — Она помолчала и добавила: — Ты знаешь, сейчас, когда книга все всколыхнула во мне, я не могу успокоиться от сознания, что он остался безнаказанным.
Саша улыбнулся.
— Тебе придется простить меня еще за одно прегрешение. В понедельник, на следующий день после происшествия в парке, я выложил все Степану Анисимовичу. Ты знаешь, какой это порядочный и умный человек. Мы долго взвешивали все варианты. Я кипел и хотел немедленно обратиться в КГБ. Но Степан Анисимович остудил меня. Он сказал, что, кроме твоего рассказа, в деле не будет никаких доказательств. Он посоветовал успокоиться и ничего не предпринимать. Перед самой войной Судного дня я получил от него письмо.
— Как это, ты получил? Он переписывается не с тобой, а с нами.