В ту ноябрьскую ночь 1956 года, читая Библию, я вспомнил доброго Лейбеле. В тексте Библии в некоторых местах я узнавал сказки, рассказанные мне «городским сумасшедшим». Благословенна память твоя, Лейбеле.
В эту пору я уже знал слово «талмуд». И что забавнее всего, услышал его впервые не от религиозного человека, даже не от еврея. Услышал от преподавателя техники в танковом училище, интеллигентного и симпатичного лейтенанта Коваля.
В начале рассказа написал, что не знал слова «талмуд» до восемнадцати лет. Я несколько закруглил. Восемнадцать мне ещё не исполнились, когда после второго ранения из госпиталя попал в училище.
— Товарищи курсанты, — начал лейтенант Коваль, — основательное знание материальной части танка не просто необходимо офицеру-танкисту как залог победы. Посмею добавить к этому кое-что для упоминания героическим танкистам не рекомендованного. Доскональное знание материальной части достаточно весомый фактор, увеличивающий шанс танкиста остаться живым. Вам представится возможность вспомнить правдивость моих слов. Объём информации, которую вы получите у меня, огромен. Запомнить всё не возможно, даже имея гениальную память. А многое из того, что вы услышите от меня, вам придётся вспомнить в боевых условиях. Кроме того, другого источника этой информации у вас не будет. Поэтому я вам рекомендую завести талмуд. Это блокнот, в который вы запишете все полученные у меня данные о регулировке приводов к двигателю и трансмиссии, всё, касающееся эксплуатации машины и так далее. В другой части талмуда у вас будет всё, полученное у преподавателей огневой подготовки, тактики, топографии и всего другого, без чего офицеру-танкисту не выжить.
Так я впервые услышал слово «талмуд».
Я приобрёл пухлый блокнот в чёрном дерматиновом переплёте. К окончанию училища он заполнился действительно необходимыми записями по обслуживанию и пользованию всего, чем начинён броневой корпус танка. Тактики, топографии и марксизма-ленинизма в талмуде не было. Эти предметы я и без талмуда запомнил. А талмудом на фронте пользовался несколько раз, не забывая мысленно поблагодарить лейтенанта Коваля и капитана (забыл его фамилию), преподававшего нам вооружение танка. До самого ранения талмуд хранился в правом кармане брюк. Куда он делся после ранения, не знаю.
Итак, талмуд оказался блокнотом. Почему блокнот называется талмудом? А почему хлеб называется хлебом, а пушка пушкой? Называется и всё. Откуда мне было знать, что в Талмуде содержатся абсолютно всё, что регулирует наш быт, взаимоотношение между людьми, поведение, любую тезу и антитезу? Откуда мне было знать, что вероятно какой-то еврей, курсант или уже офицер, которому, в отличие от меня, было известно, что значит Талмуд, назвал так блокнот, в котором было всё необходимое танкисту, всё, без чего танкист действительно не мог выжить? Талмуд.
Не помню, встречалось ли мне слово «талмуд» после последнего ранения до поры, когда я начал читать Библию. Вот талмудист встречалось определённо. В институте, изучая марксистско-ленинскую философию, постоянно натыкался на талмудисты и начётчики. Так настоящие ленинцы вслед за своим вождём обличали политических противников. Но какие только клички не появляются в политических столкновениях? Всё-таки, талмудист и начётчик звучало не так обидно, как, скажем, проститутка. Опять-таки, к моему карманному талмуду эти талмудисты не имели никакого отношения.
После той ноябрьской ночи с дворником Андреем у меня установились самые тёплые отношения. Он перестал бояться меня. Поверил в то, что и коммунист может быть не стукачом. Библию он приносил мне в мои дежурства без всякого опасения. Многие места в Пятикнижии я уже знал почти наизусть.
Но вот что забавно. Я стал верующим, но оставался коммунистом, почти не находя в этом абсурде никакого противоречия. Единственной шероховатостью была только борьба с религией моей родной партии, которая, в общем-то, никогда не ошибается. О каком противоречии между религией и партией могла идти речь? Как коммунист я всецело был за построение социалистического общества, за социальное равенство и справедливость. Да ведь и в Библии я находил поддержку именно этому стремлению. А как верующий еврей я стал убежденным в том, что без Творца не могло состояться всё, что есть, всё, что мы наблюдаем. Чем больше я узнавал, изучая биологию, чем большим становился мой врачебный опыт, тем больше убеждался в том, что, скажем упрощённо, всё живое не могло возникнуть без вмешательства Творца. Я не понимал, почему не могут, не мешая друг другу, сосуществовать две религии — иудаизм и марксизм-ленинизм. Естественно, я видел извращения теории в действиях моей родной партии. Этакую ересь. Но ведь разоблачили культ личности. Прекратились гонения генетики и кибернетики. Втихую ликвидировали идиотский нервизм. Ликвидируют и антисемитизм. Так вера в Создателя умудрялась сосуществовать с мировоззрением ортодоксального коммуниста.