Я его почему-то не пожалел.
— Кто же вам мешает развестись?
— Кто мешает? Сучке же еще нет восемнадцати лет. Я же все еще растлитель малолетней. Да и потом… — Он безнадежно махнул рукой.
— На войне, вероятно, вы не были трусом. Не напрасно же вам дали Героя?
— На войне! Да лучше одному напороться на девятку «мессершмидтов», чем иметь дело даже с инструктором обкома. А тут не инструктор, а сам первый секретарь. Пропащий я человек. Нет еще чего-нибудь выпить?
Я помотал головой.
— Если бы я мог вернуться к Лиле! Я бы даже не прикоснулся ни к одной из моих девочек. Эх, дурень я, дурень! Лиля! Такой человек!
— Трудно ей живется.
— Доктор, вот мое слово. Я ей помогу.
— Лиля гордая. Она не примет вашей помощи.
— Она не примет. Но Андрюшке я имею право помочь?
Иван взял в руку пустой стакан, повертел его и вдруг заплакал навзрыд. Нет, он не был пьян.
Вскоре я перешел на работу в другую больницу. Не знаю, продолжения этой истории. И было ли вообще продолжение?
Выдумывать ради беллетристики мне не хочется. Ведь до этого места я рассказал точно так, как было. Только два женских имени отличаются от настоящих.
1989 г.
В сравнении с 1913-м годом
Для тревоги, казалось, не было оснований. Сын сделал все. Даже больше, чем можно было сделать. Окончил школу с золотой медалью. В 1971 году! В Киеве! И не просто рядовую школу, а 51-ю английскую школу, руководство которой было знаменито своим безнаказанным мракобесием. В значительной мере оно объяснялось особым контингентом учеников.
За шесть лет до этого, когда мы переехали в новую квартиру, я пошел устраивать сына в школу. Окинув меня пренебрежительным взглядом, директор объявил, что мест нет, и мне следует обратиться в соседнюю школу. Я знал, что это ложь. Директору пришлось выслушать достаточно настойчивое заявление о правах моего сына, живущего в районе обслуживания школы, примерно, метрах в трехстах от нее. А если у директора есть какие-нибудь субъективные мотивы для отказа, их придется оставить за стенами служебного кабинета.
Моя речь не задела директора. Внешне, во всяком случае, он оставался абсолютно спокойным и непробиваемым. «Нет, и еще раз нет. Можете жаловаться в РайОНО».
Тут же, не спрашивая разрешения, я снял трубку телефона на директорском столе и набрал номер. Не РайОНО. Похоже, что директор решил повоевать со мной и отнять трубку. Но услышав, «здравствуйте Валентина Адамовна, я звоню вам из кабинета директора пятьдесят первой школы», он замер, парализованный. Мог ли он знать, что третий секретарь Печерского райкома партии, для него бог, царь и гроза, была моей пациенткой. «Я пришёл устраивать в школу моего сына. Но вместо интеллигента, каким следует быть директору столичной школы, наткнулся на жлоба». Валентина Адамовна рассмеялась. «Дайте ему трубку». Я дал. Надо было услышать подобострастный лепет директора.
С извинениями сын тут же был зачислен в школу для избранных.
Официальный барьер был преодолен. В ту пору мне трудно было представить себе высоту этого барьера. В одном классе с сыном училась дочь секретаря ЦК КП Украины, сын министра просвещения, дочь заведующего отделом ЦК, сын заместителя генерального прокурора, дети видных чинов КГБ и МВД. Много интересного можно было бы рассказать об их нравах. Но это не моя тема. В классе на год старше учился внук председателя президиума Верховного Совета Украины. Уже в двенадцатилетнем возрасте это был законченный негодяй с садистскими наклонностями. По части антисемитизма он был прямым наследником своего деда. К моменту окончания школы внук стал просто социально опасной личностью. Чуть уступали ему отпрыск министра просвещения и наследник заместителя генерального прокурора.