— Стоп, милок!
Машина остановилась. Лихачев шепнул мне:
— Видишь, кто сидит с вахтером на ступеньках лестницы у проходной? у
Я сразу узнал по курчавой седоватой густой шевелюре наркома тяжелой промышленности.
— Вылезай, — сказал мне Лихачев и обратился к женщинам: — А вы пока переберите косточки всем друзьям и знакомым…
Мы с Иваном Алексеевичем остановились. Он шепнул:
— Нарком с вахтером в обнимку… Не будем нарушать разговор.
Правая рука Орджоникидзе была на плече вахтера. Мы невольно стали свидетелями их разговора.
— Не уговаривай меня, друг любезный! Наркомом должен быть я даже тогда, когда ложусь спать… А если серьезно говорить, то даже сны должны мне сниться только наркомтяжпромовские…
— Да ты еще молодой, как я вижу, — заметил вахтер.
— Ну, как тебе сказать?.. А в чем дело? При чем тут молодой или старый? Что ты мудришь, Кузьмич?
— А вдруг девка приснится? Что тогда? — выпалил собеседник.
Орджоникидзе снял руку с плеча вахтера и хлопнул ею по ноге собеседника, засмеялся:
— Ох и шутник ты, Кузьмич! Озорной шутник! — Григорий Константинович достал платок из кармана своего партийного полувоенного френча (такой носил еще Ленин) и, утирая им лицо, спросил: — Кузьмич! Если не секрет, скажи, сколько тебе лет?
Вахтер опустил голову:
— Много уже — сорок пятый пошел… Нарком снова засмеялся:
— Выходит, что яйца учили курицу… Кузьмич взглянул на наркома:
— При чем тут курица и яйца?..
— Мне на днях стукнет полсотни… Выходит, я курица, а ты еще не выношенное яичко…
— Надо же, такую промашку дать] Не думал, никак не думал, что ты старше годами…
— Рад бы помолодеть, да это, друг мой, невозможно… Даже наркомам, — опять улыбнулся Григорий Константинович.
— Верно, на то божья воля… — серьезно согласился вахтер.
— А ты, Кузьмич, в бога веруешь? — удивился Орджоникидзе.
— Не, какой там верую! С первой империалистической отвык. Уж как я молил его сберечь меня, а он не заступился. Вот видишь, левая рука инвалидная. Шандарахнул германец, будь он проклят! — отвечал Кузьмич, и, повернувшись, он заметил нас, вскочил и громко отрапортовал: — Товарищ директор! На посту все в порядке…
Орджоникидзе, увидев нас и поднявшись с бетонной ступеньки, заметил:
— За исключением того, что я приехал без предупреждения, а он долго не признавал меня, но, когда догадался, что дело имеет с наркомом, бросился к телефону. Мне с трудом удалось уговорить его не поднимать шума…
Лихачев укоризненно смотрел лукавыми глазами на вахтера:
— Сколько раз говорил всем и тебе, Кузьмич: обязаны в таких случаях докладывать прямо мне.
Орджоникидзе, здороваясь с нами, заступился за своего нового знакомого:
— Он хотел, да я уговорил его. Правда, Кузьмич уверял меня, что директор в воскресенье не приезжает на завод, и все твердил: «А чего вы мотаетесь в выходной? Ведь обод колеса хотя и железный, но и тот вынашивается. А без него и втулка и спицы разлетаются к чертовой матери».
Вахтер спокойно спросил:
— А что, я неправду сказал?
Нарком, поглядывая карими глазами, трогая внушительные усы, с улыбкой заметил:
— Правду, но не всю… Ты же, Кузьмич, доказывал, что директор не приедет, а я убеждал — обязательно будет. Только не мог угадать когда, в каком часу…
— Это верно, Ляксеич: уговорил меня товарищ Орджоникидзе… не трезвонить. Тут я виноват, вторую промашку сделал, — понурив голову, сознался вахтер. — А сегодня-то ты не должон приезжать!..
— Вот видишь, а директор приехал-таки… — дружелюбно сказал нарком.
— Да он днюет и ночует на заводе! Сколько уж раз ему говорил… Разве он кого послушает? — еще более сердито сказал Кузьмич, безнадежно махнул здоровой рукой и отошел в сторонку.
Серго Орджоникидзе своим зорким взглядом заметил машину Лихачева, набитую до предела детишками и женщинами, и сказал директору:
— Як тебе заглянул по личному делу на одну минуту.
Директор завода был удивлен таким заявлением и, взглянув многозначительно на меня и Кузьмича, предложил:
— Может, зайдем в управление, Григорий Константинович?
— Нет, нет, товарищ Лихачев! Никто — ни Кузьмич, ни товарищ Байдуков нам не мешают. У меня никаких секретов нет — я по личному вопросу, повторяю… — И, помолчав немного, заметил: — А вот ты, как я вижу, секретничаешь. Кто это у тебя в машине? Куда вы собрались? Сейчас я тебя разоблачу… — говорил нарком, направляясь к ЗИС-101.
Он открыл дверцы автомобиля и, увидев наших жен и детишек, поздоровался со всеми и сказал: