Сейчас, через сорок шесть лет, я думаю: не прими тогда Алкснис своего решения, вряд ли мы были бы участниками и свидетелями грандиозных перелетов 1936–1937 годов, принесших заслуженную славу нашему народу, нашей стране.
Хотя я жалею до сих пор, что командарм не дал мне возможности окончить инжфак академии Жуковского, но не сетую на него, потому что именно он научил меня, как на деле коммунист обязан ставить интересы своей страны и своего народа выше собственных и находить в этом счастье своей жизни.
1981 г.
ОСЕЧКА
Обычный полевой аэродром авиационного истребительного полка. В шести километрах безумная сила крутит мясорубку второй мировой войны; оттуда доносятся глухие тяжкие разрывы, перемешивающиеся с гулом моторов и пропеллеров наших истребителей и гитлеровского разведчика «Хейнкель-111», воровски пробирающегося на восток.
Сегодня необычно жаркий, сухой летний день. Очень запыленный воздух. Небо темное и еле просвечивается солнцем. Я, командир смешанной авиационной дивизии, приехал к истребителям в тот момент, когда пара наших летчиков никак не могла обнаружить немецкий самолет. Командир полка нервничал и наконец попросил разрешения самому подняться со своим напарником.
Мне казалось, что разведчик немцев уже ускользает и поднимать еще пару самолетов бесполезно. Однако, взглянув в тусклое небо и с трудом обнаружив «хейн-кель», я заметил, что самолет начинает делать вираж. Видимо, это был неопытный экипаж стратегической разведки гитлеровцев, так как над аэродромом истребителей такие маневры губительны. Из легкомысленного поведения следовало, что гитлеровские самоуверенные летчики не знают, что на перехват уже посланы наши истребители. Очевидно, вражеский экипаж приворожил железнодорожный мост, по которому проходил к фронту тяжеловесный состав. Немцы упорно бомбили эту важную для нашего фронта капитальную переправу, но артиллеристы, пулеметчики и истребители ПВО до сих пор срывали все попытки Ю-87 и «Юнкерс-88»; пытавшихся разрушить мост.
— Вылетайте! — ответил я командиру полка и добавил: — По радио не болтайте, пока не перейдете в атаку. Самолет ищите вопреки правилам — на фоне солнца, учитывая скверную видимость…
Вскоре вторая пара истребителей круто взметнулась и тут же исчезла в необычной мгле.
Тем временем «Хейнкель-111» стал заходить на прямую в сторону железнодорожного моста. Зачем? Либо фотографировать, либо бомбить. Артиллеристы-зенитчики не замедлили открыть огонь, и немецкий самолет начал снова разворачиваться на основной курс маршрута, по которому он должен был идти.
Я стоял вблизи радиостанции и не слышал голосов ни первой пары, ни командира полка и его напарника. Около меня находились дивизионный инспектор по технике пилотирования, начальник штаба истребительного полка, два вызванных им летчика и мой адъютант с шофером Прохором, сидевшим за рулем вездехода «додж».
Операция захлебнулась в неудачах, и фронт предполагал ввести в скором времени свой резерв — танковую армию, а нашей дивизии предстояло сопровождать ее при допрорыве и потом, когда она хлынет на оперативный простор в глубину, громя вторые эшелоны и тылы гитлеровцев. Об этом мне хотелось потолковать с командованием и летчиками истребительного полка, а тут, как назло, этот проклятущий «Хейнкель-111», за которым было так трудно следить из-за ограниченной видимости.
Послышался надрывный звук мотора, а затем застрекотали пулеметы и затарахтели пушки истребите* лей. Вдруг кто-то закричал:
— Сбили, сбили стервятника!.. Вон он падает!..
И действительно, в мрачной атмосфере полыхал огромный костер, стремительно приближаясь к земле. Вскоре раздался мощный взрыв.
— Думаю, что никто там не остался жив, — сказал мне начальник штаба полка.
— Вероятно, но все же пошлите туда несколько вооруженных людей, — ответил я.
— Парашютисты! Парашютисты! — забасил голос моего шофера Прохора, указывавшего рукой в тусклое пространство. Действительно, спускались белоснежные парашюты, и вскоре стало видно, что это немецкие летчики, выпрыгнувшие своевременно из загоревшегося «Хейнкеля-111».
— Срочно человек двадцать с автоматами и карабинами к лесу, чтобы не дать улизнуть туда гитлеровским воякам, — крикнул я начальнику штаба, а сам вскочил в «додж» рядом с Прохором.
— Гони, Прохор, в сторону их приземления, — сказал я старому солдату-шоферу, ранее служившему в противотанковом полку, где его трижды ранили немцы.
— Слушаюсь! — четко ответил мне бывший тульский оружейный мастер, ставший по воле военной судьбы водителем.