– Быстрее, быстрее, – Ян схватил меня за рукав и потащил.
Я не сопротивлялся, только переставлял ногами и на ходу пытался застегнуться свободной рукой. Друзей не выбирают.
Дом – Замок, как его называют здешние обитатели, – большой. Здоровенная двухэтажная махина из лиственницы, которой лет сто. С каждым годом дерево только твердеет, и сейчас в стены не то, что гвоздя не вбить не всякое сверло берет.
Не знаю, что здесь было раньше. Может быть, какой-то священник жил. Или морг был. А может, бюро похоронных услуг – впритык к заднему двору старое кладбище. Сейчас это дом Вирталь. Ну, то есть ее папаши.
– Ну в чем дело-то, Ян? Куда ты меня тащишь?
Мы дошли до лестницы. Но вместо того, чтобы спуститься на первый этаж, он повернул наверх, на пыльный и холодный чердак.
– Сюрприз, – сказал Ян и потащил меня дальше.
Когда папаша Вирталь отдал этот дом своей любимой дочурке на забаву, всю старую мебель стащили на чердак. Теперь там не развернуться. Протискивались мы минуты две, пока от лестницы до передней стены пролезли.
– Вот, – Ян кивнул на маленькое окошко. – Только руками не тронь.
Я вздохнул и покачал головой. Параноик. Но послушно заглянул в пыльное окошко, не пытаясь его протереть.
Прямо перед домом, на западный манер, большая круглая клумба. Летом здесь цветник был. Сейчас ветер и опавшая листва превратили клумбу в маленький красно-желтый пруд. Вокруг нее посыпанная кирпичной крошкой подъездная дорога. Слева, брошенные кое-как после вчерашних приключений, ядовито-розовая «Ауди» Вирталь и видавшая виды синяя «Нива» Звездочета.
Справа от клумбы, гордый и одинокий, мотоцикл Яна, усыпанный хромированными черепами. Его даже «Харлеем» назвать сложно – Ян его раз пять по частям перебирал, и каждый раз добавлял отсебятину, выточенную на заказ.
Но все это я видел далеко не первый раз. Уже неделю здесь, надоедать стало.
– Ну и?
– Да не сюда, вон там!
От клумбы подъездная дорога метров пятьдесят идет сквозь непонятные заросли – ни одного крупного дерева, только огромные трухлявые пеньки. Из нового выросли только чахлые березки да мощные люпинусы. За ними идет дорога в поселок – если, конечно, те чудовищные пещеры из красного кирпича, обнесенные таким же краснокирпичным забором, можно назвать поселком.
Метрах в пятнадцати от развилки, между высокой березкой и единственным на всю округу ореховым кустом, проглядывало что-то темно-коричневое и лакированное.
– Машина, что ли?
Если это была машина, то из американок или вроде старого «Мерседеса» с жесткими и хищными обводами. Не зализанный пузырь, какие сейчас любят в Европе.
– Угу. Подожди! Смотри-смотри, там еще должен быть…
Я уже и сам увидел. Между ветвями показался человек. Он присел на капот машины и закурил. Лица я различить не мог, – сквозь пыльное стекло и ветви березки я его самого-то с трудом различал. Да и сидел он спиной к заходящему солнцу, да еще в темных очках.
– С ним еще один, как минимум, – сказал Ян.
– Ты думаешь, это…
– А кто же еще? Когда я выглянул из окна на первом этаже, оба за березку сиганули. Я их только из-за этого и заметил.
– Да не дергайся ты пока, – сказал я. – Может, просто ребята встали перекурить. Мало ли… До поселка отсюда пара верст. Может, ждут кого-то.
Ян прищурился, разглядывая меня.
– Ты сам-то себе веришь?
Я вздохнул. Нет, все-таки параноик. Параноик чистой воды.
– И давно они тут?
– Двадцать минут – точно. Но скорее всего, дольше.
– А этот, внизу? В курсе?
– Циклоп? – нахмурился Ян. – Нет, я сначала к тебе…
– Чего надо?
Выглядел он под стать погонялу. Здоровый, как шкаф. Через узкий лоб и левую глазницу кожаная ленточка – он ведь в самом деле одноглазый. Нос у Циклопа сломан и сросся криво, с изгибом вбок. От этого черный кругляш на левом глазу кажется еще больше, будто чернота разлилась на пол-лица.
Впрочем, целый глаз у него тоже не лучился здоровьем. Под глазом огромный фиолетовый мешок, сам глаз весь в красных прожилках. Представляю себе, как будет выглядеть печень Циклопа после вскрытия…
– Добрый вечер, Циклопчик, – сказал я. – Что за бардак? Совсем мышей не ловишь.
– Опять эти гребаные скины с кладбища забрели?
Циклоп наклонил голову влево – позвонки в шее захрустели, – потом вправо, – позвонки опять хрустнули. Хлопнул себя под мышкой – там, где обычно висела кобура. Но сейчас кобура с пистолетом валялась на стуле. На футболке цвета хаки были только темные пятна, да и те не под мышкой, а на груди. Циклоп покосился на стул с кобурой, лениво сморщился. Не подбирая кобуры, медленно развернулся – воздух пришел в движение, и нас с Яном обдало кислым запахом вина, – и двинулся к окну, почти наглухо задернутому шторой.
Но Ян уже протиснулся в комнату и схватил его за рукав футболки брезгливо, двумя пальцами, но цепко.
– Не стоит.
Циклоп медленно развернулся.
– Слушай-ка, ты, брат славянин. Здесь я решаю, что делать, понял? Кончай свои фокусы, приколист, пальцем деланный. Ты уже все, что мог, сделал. Это же надо додуматься, специально дразнить этих дебилов… Оставить бы тебя один на один с ними разбираться.
Циклоп поднял глаза к потолку, мечтательно улыбнулся. И вздохнул.
– Жаль, нельзя.
– Это не скинхеды, – сказал Ян.
По виду он похож на скандинава – в смысле, скандинава из анекдота. Белокурый, вежливый и чертовски спокойный. То есть это так кажется. Я-то с Яном давно, кое-что знаю. На самом деле это не спокойствие, а воспитание. Вот и сейчас Ян говорил очень спокойно – но меня его тон не обманывал. Это не спокойствие, это всего лишь тонкая застывшая корочка на языке раскаленной лавы.
– А кто же это? – ухмыльнулся Циклоп. – Альфовцы? Или эфэсбэшники?
– Это не скинхеды, – медленно и четко, почти по слогам, проговорил Ян.
Циклоп глянул на зашторенное окно, из-за которого пробивался красноватый вечерний свет, потом еще раз на Яна.
– Не врешь? Если это твоя очередная подколка… Пеняй на себя, брат славянин. Не посмотрю, что поляк. Отделаю как последнего китайца.
– Языком болтать все умеют, – Ян отпустил рукав его футболки и отер пальцы о свои кожаные джинсы. Старательно, напоказ.
Циклоп не остался в долгу. Медленно повернул голову в сторону – то ли кинул взгляд на свою кобуру на стуле, то ли указал на нее Яну. Чтобы не забывал.
– Ну-ну… Где они?
– Лучше всего смотреть с чердака. Иначе можно спугнуть.
Циклоп прищурился, разглядывая Яна.
– Если издеваешься… Смотри, остряк-самоучка.
Потом отхлебнул из бутылки вина и потопал в коридор.
– Фу, пыли-то… Вместо того, чтобы дурью маяться, лучше убрались бы. Десять человек в доме, и хоть бы один…
– Не трогайте стекло! – быстро предупредил Ян.
– Поучи свою мамашу аборты делать, – сказал Циклоп. Тяжело вздохнул и нахмурился, всматриваясь сквозь пыльное стекло. – Ну и где?
– Под ореховым кустом.
– Каким, на хрен, ореховым кустом?.. – процедил Циклоп. На этот раз заводясь по-настоящему.
– Там всего один ореховый куст, если у кого-то плохо…
– Подожди, Ян.
Я протиснулся мимо него и выглянул в окно из-за плеча Циклопа.
Машины не было.
– Ну давайте, остряки недоделанные. Начинайте плести мне, что машина была, но куда-то делась… Только не говорите, что я не предупреждал. Так что без обид. Ну, кому первому бесплатную подтяжку лица делать? Тебе, беленький?
Циклоп медленно выпрямился и развернулся к Яну.
– Мне кажется, вы забываетесь, – очень тихо сказал Ян.
На его лице не было ничего, кроме ледяного спокойствия – зато на руке уже была его «боевая» перчатка. Не выпендрежная поделка с алюминиевыми конусами на костяшках, от которых почти никакого толка, – а настоящая боевая. Из толстой кожи, в которую вшиты две стальные пластины. Из той, что над кистью, поверх пальцев шли четыре плоских выступа, сантиметров в пять.