Икс понимал, что надо вынести мусорную корзинку из комнаты, но вместо этого опустил руки на пишущую машинку и, уронив на них голову, снова закрыл глаза.
Прошло несколько минут, наполненных пульсирующей болью, и когда он приподнял веки, перед его сощуренными глазами оказалась нераспечатанная посылочка в зеленой бумаге. Должно быть, она соскользнула с груды пакетов, когда он расчищал на столе пространство для пишущей машинки. Он увидел, что посылку много раз пересылали с места на место. Только на одном ее боку он разобрал, по крайней мере, три старых номера своей полевой почты.
Он вскрыл посылку без всякого интереса, даже не взглянув на обратный адрес. Просто пережег веревку спичкой. Ему куда интереснее было следить за тем, как бежал по веревке огонек, чем открывать посылку; но в конце концов он все-таки вскрыл ее.
В ящичке, под исписанными чернилами листком, лежал небольшой предмет, завернутый в папиросную бумагу. Он взял листок и прочел:
"7 июня 1944 г.
Девон, ...ская улица, 17.
Дорогой сержант Икс!
Надеюсь Вы мне простите что, к переписке с Вами я приступаю лишь тридцать восемь дней спустя но, дело в том что, я была чрезвычайно загружена так как, моя тетя подверглась стрептококковой ангине и едва не погибла и я соответственно была обременена множеством обязанностей которые сваливались на меня беспрерывно. Однако я часто вспоминаю Вас и тот чрезвычайно приятный отрезок времени который мы провели в обществе друг друга 30 апреля 1944 года между 3.45 и 4.15 пополудни напоминаю на тот случай если событие это ускользнуло из Вашей памяти.
Высадка союзников сильнейшим образом всех нас волновала и повергала в самый благоговейный трепет. Мы возлагаем все надежды на то, что она приведет к скорейшей ликвидации войны и того способа существования который мягко выражаясь можно назвать нелепым. Мы с Чарлзом оба основательно за Вас беспокоимся. Хотелось бы надеяться что, Вы не были в числе тех кто, совершил исходную первоначальную высадку на полуостров Котантен. А может были? Пожалуйста ответьте как можно скорее. Шлю сердечный привет Вашей жене.
Искренне Ваша
Эсме.
P.S. Я беру на себя смелость послать Вам вместе с этим письмом свои часы и пусть они остаются в Вашем владении пока длится военный конфликт. Во время нашего непродолжительного общения с Вами я не заметила были ли у Вас на руке часы но, эти чрезвычайно удобны они абсолютно водонепроницаемы и абсолютно противоударны а, также обладают рядом других достоинств в том числе по ним можно при желании определить быстроту передвижения при ходьбе. Я вполне уверена что, в эти трудные дни они принесут Вам больше пользы чем мне и что, Вы согласитесь взять их на счастье как талисман.
Чарлз, которого я учу читать и писать и который показал себя чрезвычайно незаурядным для начинающего, хочет прибавить от себя несколько слов.
ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ
ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ ДРАСТУЙ ПРИВЕТ ЦИЛУЮ ЧАРЛЗ
Пожалуйста напишите как только у Вас будет время и желание".
Прошло много времени, прежде чем Икс нашел в себе силы отложить письмо, а тем более - вынуть из ящичка часы, принадлежавшие отцу Эсме. Когда же он наконец их вынул, то обнаружил, что стекло при пересылке треснуло. Он с тревогой подумал о том, нет ли там еще каких-нибудь повреждений, но завести их и проверить у него не хватало духу. И опять он долго сидел без движения, просто держа часы в руке. Потом внезапно, как ощущение счастья, пришла блаженная сон-ливость.
Перед тобою, Эсме, сонный-сонный человек, и у такого б е з у с л о в н о есть надежда вновь обрести способность функ-ф-у-н-к-ц-и-о-н-и-р-о-в-а-т-ь нормально.
И ЭТИ ГУБЫ, И ГЛАЗА ЗЕЛЕНЫЕ
Когда зазвонил телефон, седовласый мужчина не без уважительности спросил молодую женщину, снять ли трубку - может быть, ей это будет неприятно? Она повернулась к нему и слушала словно издалека, крепко зажмурив один глаз от света; другой глаз оставался в тени - широко раскрытый, но отнюдь не наивный и уж до того темно-голубой, что казался фиолетовым. Седовласый просил поторопиться с ответом, и женщина приподнялась - неспешно, только-только что не равнодушно - и оперлась на правый локоть. Левой рукой отвела волосы со лба.
- О господи, - сказала она. - Не знаю. А по-твоему как быть?
Седовласый ответил, что, по его мнению, снять ли трубку, нет ли, один черт, пальцы левой руки протиснулись над локтем, на который опиралась женщина, между ее теплой рукой и боком, поползли выше. Правой рукой он потянулся к телефону. Чтобы снять трубку наверняка, а не искать на ощупь, надо было приподняться, и затылком он задел край абажура. В эту минуту его седые, почти совсем белые волосы были освещены особенно выгодно, хотя, может быть, и чересчур ярко. Они слегка растрепались, но видно было, что их недавно подстригли - вернее, подровняли. На висках и на шее они, как полагается, были короткие, вообще же гораздо длиннее, чем принято, пожалуй даже, на "аристократический" манер.
- Да? - звучным голосом сказал он в трубку.
Молодая женщина, по-прежнему опершись на локоть, следила за ним. В ее широко раскрытых глазах не отражалось ни тревоги, ни раздумья, только и видно было, какие они большие и темно-голубые.
В трубке раздался мужской голос - безжизненный и в то же время странно напористый, почти до неприличия взбудораженный:
- Ли? Я тебя разбудил?
Седовласый бросил быстрый взгляд влево, на молодую женщину.
- Кто это? - спросил он. - Ты, Артур?
- Да, я. Я тебя разбудил?
- Нет-нет. Я лежу и читаю. Что-нибудь случилось?
- Правда я тебя не разбудил? Честное слово?
- Да нет же, - сказал седовласый. - Вообще говоря, я уже привык спать каких-нибудь четыре часа...
- Я вот почему звоню, Ли: ты случайно не видал, когда уехала Джоана? Ты случайно не видал, она не с Эленбогенами уехала?
Седовласый опять поглядел влево, но на этот раз не на женщину, которая теперь следила за ним, точно молодой голубоглазый ирландец-полицейский, а выше, поверх ее головы.
- Нет, Артур, не видал, - сказал он, глядя в дальний неосвещенный угол комнаты, туда, где стена сходилась с потолком. -А разве она не с тобой уехала?