Удалов, лежа на дне, отдышавшись после схватки, сосредоточенно уставился на курчавого смуглого матроса, на красной повязке которого темными пятнами проступала кровь. Болезненно морща красивое лицо, он то и дело смачивал голову водой.
- Мусью, а мусью! - обратился к нему Удалов.
- Oui? - вежливо обернулся тот.
- Как угощенье-то, по вкусу ли? - озабоченно спросил Удалов, кивая подбородком на его голову. Тот недоумевающе поднял брови.
- Бламанже-то, бламанже рюс, са ва? Бьен? - усмехаясь, продолжал Удалов. - Закусон, значит, как оно, бьен?
- C'est ca?25 - догадался француз, указывая на свою рану. - Merci, vous etes bien aimable. Je me suis regale de votre bonne chere. Etes vous content pour votre part?26
И, добродушно смеясь, француз указал на затекший глаз Удалова.
Тот фыркнул.
- Дя, а дя! - давясь смехом, повернул Удалов голову к боцману. - А ведь понял! Здорово я могу по-ихнему? Понял ведь! Угостили, говорит, мерси, рыгале от вашего угощенья напало, а?.. Обходительный народ!
- Да побойсь ты бога, ирод! - прохрипел старик. - Везут его, как свинью связанную, а он смешки строит.
3
Русских моряков привезли на бриг и, развязав, отвели в каюту. Там их заперли и к дверям приставили часовых. В тесной каюте было темно, иллюминатор был закрыт по-штормовому.
- Чего с нами сделают, господин боцман? - робко, шепелявя, спросил Попов. В свалке ему выбили два зуба.
- Чего бог даст, заячья твоя душа, - отвечал старик.
Попов виновато опустил глаза и покраснел.
- Так ить его сила, а мы безоружные, - пробормотал он снова.
- Вот что, ребята! - внушительно сказал боцман. - Что бы там ни было, присягу не забывать! Ежели насчет крепости и прочего спрос начнут, отвечать всем в одно: служили, мол, на дальнем кордоне и знать ничего не знаем. Только-де знаем, что большой силы сикурс должен в Петропавловск подойти. Понятно?
- Понятно. Не подкачаем, дядя Усов, - за всех отвечал Удалов.
- То-то, понятно, шалопут! Счастье твое, что тебе неприятель рожу поуродовал, а то всыпал бы я тебе за "дядю".
- Я ведь шутейно, - сказал Удалов и фыркнул. - Оно и вас, господин боцман, бог счастьем не обошел, - не удержался он.
Боцман сердито нахмурил брови, но в это время дверь в каюту отворилась и вошли офицер и два матроса. Судя по бинтам, ящику с медикаментами, тазу и кувшину с водой, это был врач. Он перевязал Усова, дал примочек остальным.
После этого русских моряков возили на фрегат "La Force" для допроса к адмиралу, но никаких показаний, кроме тех, о которых они условились заранее, от них не получили.
Вечером пленным дали ужин и по кружке вина, а после вечерней зари им сделал поверку лейтенант, захвативший их в плен. Он вошел в каюту в сопровождении двух вооруженных матросов, которые, не помещаясь в каюте, стали в дверях. Один из них приподнял над головой фонарь. Лейтенант держался рукой за грудь и изредка сплевывал в белый платок.
- Видать, и на этого рыгале напало, - подмигнул Удалов.
Пленные засмеялись, а лейтенант сердито посмотрел на Удалова и, обернувшись к караулу, спросил:
- C'est lui qui m'a frappe?27
- Oui, mon lieutenant28, - сказал один из матросов.
- Mauvais sujet29, - сказал лейтенант, сердито пригрозив Удалову пальцем.
Пленные улеглись, но ночь прошла беспокойно. Хныкал и стонал Попов, и метался старик Усов. Рана начала сильно его беспокоить. В полузабытьи он попросил пить, и Удалов на своем удивительном французском языке сумел объяснить часовому, в чем дело. Тот по его просьбе принес целый анкерок холодной пресной воды.
Спать Удалову не хотелось. Он лежал в темноте, закинув за голову руки, и мысли его были на пятой батарее, которую он строил до своей несчастной поездки за кирпичом. "Не спят небось, сердешные, - думал он про товарищей по экипажу. - Начеку, завтра бой... А я уж отвоевался". Он представил себе, с каким тревожным чувством слушают его товарищи бой склянок на неприятельской эскадре.
Усов в темноте потянулся за водой и, видно, неловко повернувшись, глухо застонал.
- Стой, дядя Усов, я помогу, - шепотом сказал Удалов и, напоив боцмана, подсел рядом. - Мозжит ухо-то? - сочувственно спросил он.
- Не в ухе дело - в голову стреляет, аж в щеку да в плечо отдает, сердито сказал старик.
- А ты холодной водой. Вот постой...
Удалов снял с себя фланелевку, смочил ее из ковша и, отжав, стал прикладывать к незабинтованным местам на голове боцмана.
- Так будто облегчает, спасибо, - тихо оказал старик. - Да ты, парень, ложись. Ай не спится?
- Не спится... Смех смехом, а обидно, дуриком влетели, как кур во щи. Ребята завтра бой примут, на смерть пойдут...
- Не говори ты мне! Двадцать лет боцманом, тридцать пять лет во флоте, два раза кругом света ходил, а тут оплошал!
Старик заволновался, привстал, но боль резнула его через всю левую часть головы, и он глухо за стонал.
- Лежи, господин боцман, - ласково сказал Удалов. - Не бунтуйся. Твоей вины тут нету. Кто виноват, что ветер упал? Никто. А наши, я так считаю, что спуску неприятелю не дадут, а?
- Его превосходительство адмирал Завойко - он орел, он могет. А особливо господин капитан Изыльметов, - хрипло сказал старик, успокаиваясь. - А ребята, известно, при оружии и артиллерия.
- Будь у нас топоры, мы бы тоже зря не дались.
Разговор замолк. Боцман забылся и во сне глухо стонал. Угомонился Попов, и давно на всю жилую палубу храпел Бледных... На другое утро все четверо проснулись в подавленном настроении. На судне после утренней уборки была необычная суета. Около восьми часов послышалась орудийная стрельба, которая длилась несколько часов. Было ясно, что происходило сражение. Пленные мучились неизвестностью. Боцман молился "о даровании победы и посрамлении супостатов". К концу дня сражение, видно, утихло. Бриг не принимал в нем участия.
Вскоре по окончании стрельбы дверь открылась, и в каюту, улыбаясь, вошел черноволосый парень, голова которого на этот раз была не в красной повязке, а просто забинтована.
- Alors, comment ca va? - обратился он к Удалову. - Voila une petite chose pour vous. Tout de meme nous ne sommes pas des sauvages qui mangent leurs prisonniers30, - сказал он и протянул две пачки табаку.
- Бусурман, а совесть имеет, - снисходительно сказал старый боцман, узнав, что находится в пачках. - Спроси его, парень, чем кончилась баталия, - обратился он к Удалову, с полным доверием относясь к его лингвистическим способностям.