И все же паренек радовался, что дядюшка Шимон сумел рассмешить мать, ему бы этого не удалось. Может, и к лучшему, что его посадили вперед? Ведь он, даже не оборачиваясь, по-прежнему видит перед собой опухшие ноги матери и ее лицо, такое бледное, что можно подумать, его не палили все лето в поле знойные лучи солнца. Нет, все же его место рядом с матерью.
Янчи сунул кнут в кожаный чехол: старушку Вильму подгонять не требовалось. Лошадь быстрой рысью, ровно, не сбиваясь с темпа, бежала по правой стороне дороги, увлекая за собой бричку; она двигалась по мелко размолотой щебенке так, словно там была проведена мелом какая-то видимая только ей линия. Вильма уже не радовалась, когда натягивали вожжи, просто знай себе бежала! и бежала своей дорогой. Иногда она качала головой из стороны в сторону, будто говорила: нет, нет! - на самом деле лошадь всего лишь отгоняла от себя назойливых осенних мух, которые садились ей на нос, норовили угодить в глаза.
- Слышь-ка, Анна, - произнес Шандор Шимон, - а кум Габор не отопрется, что это он своему молодцу когда-то уши сварганил.
- Ас чего бы ему отпираться? - в ответ засмеялась мать.
- К слову пришлось. И голову он так гордо держит. Настоящий Чанаки!
- Ну, глаза-то у него карие, в Хедьбиро пошел. Вот жалко только, что норов горячий ему от отца достался.
- Да и уши тоже. Янчи, - обратился Шимон к сидевшему на переднем сиденье мальчику, - я тебе не советую при таких ушах против ветра ходить. Больно тяжело будет. Следи, чтобы в уши тебе всегда попутный ветер дул. Тогда быстренько до цели доберешься.
- Ох, кум, ежели не перестанешь, я сейчас с брички слезу.
- Слезешь у себя на дворе, кума. Я с тобой говорю, крестник.
Янчи молча сжимал в руке вожжи. Он пытался справиться с собой, подавить свое недовольство, ему не нравился тон разговора. Ведь он как-никак приехал за больной матерью.
Затем, обернувшись, он почтительно проговорил:
- Крестный, коли не идти против ветра, так сроду и не узнаешь, на что в жизни способен.
- Хорошо ответил, - похвалил его Шандор Шимон. - Молодец, крестник. - И он по-ребячески громко расхохотался. - Не зря я у него крестный отец.
Потом внезапно, без всякого перехода проговорил серьезным голосом, в котором слышались даже угрожающие нотки:
- Скажем, крестник, почему ты после народной школы в гимназию не пошел? Место для тебя нашлось бы. Сейчас много барчуков с родителями за границу сбежало.
- И я ему об этом твердила, но он меня не послушал, - пожаловалась мать. - Сильно к отцу тянется. И еще говорит, что из книг, какие читает, всему, мол, научится.
- Книги читать - дело хорошее, но диплома за это не дают.
Тут Янчи поспешно обернулся снова:
- Книги читают не ради диплома, крестный.
Но Шандор Шимон пропустил его слова мимо ушей. Он вновь обратился к матери:
- Я видел, он косить научился.
- Научился. Хотя ему еще рановато.
- И впрямь рановато, - заметил Шандор Шимон. - Но отец-то рядом. Следит, чтобы малый не надорвался.
- Пока отец рядом, не надорвется. Но вдруг пойдет работать со старшими ребятами... С парнями молодыми... Сам знаешь, Шандор, как обидно бывает мальчишке отстать от них!
Шандор Шимон снова стал набивать любимую трубку - подарок крестника, задумчиво кивая головой. Раскурив трубку, он с досадой отбросил обгоревшую спичку.
- Янчи - парень неглупый, Анна. И не блажной какой, чтобы на потеху старшим ломаться. Правда, крестник?
У Янчи все лицо горело от смущения, он с трудом переносил, когда в его присутствии говорили о нем. Однако он и не подозревал, что услышит еще более горькие вещи от людей, сидевших на заднем сиденье.
И вдруг мать проговорила тихо, задыхаясь:
- Слушай, Шандор... Ты видел, в каком я была состоянии, когда ты меня подобрал у придорожной канавы. Знаешь ты и отчего я стала такой... Я долго не проживу. Когда у жены Антала Месароша лодыжки такие сделались, она через год умерла. И мне больше не протянуть...
- Анна, не говори так...
- Нет, Шандор, я точно знаю. Вы только сына моего единственного поберегите. Ты молотилкой распоряжаешься так не позволяй ему наравне со взрослыми мужиками мешки с зерном таскать. Вот когда стукнет ему лет восемнадцать - двадцать... Не хочу, чтоб он калекой стал. И как только в разум войдет, жените его - какой дом без бабы!
Мать горько рассмеялась.
- Правда, уши у него в отца, но по силе ему с отцом никогда не сравниться. Хоть и носит фамилию Чанаки, из него все одно Хедьбиро получится. Видать, только в солдаты и сгодится.
Янчи натянул вожжи. Вильма послушно остановилась, и мальчик в тот же миг спрыгнул с брички на землю.
- Вы свои разговоры разговаривайте, - стараясь говорить как можно спокойнее, произнес он, - а я и сам домой доберусь. Вы тоже дорогу найдете.
И он быстро пошел вверх по тропинке, ведущей в деревню.
- Янчи! - крикнула ему вслед мать.
- Крестник! - гаркнул Шандор Шимон.
Вильма снова потянула за собой бричку по мощеной дороге, но Янчи уже успел скрыться за деревьями.
- А ведь мы ничего дурного не говорили, - словно размышляя вслух, заметила Анна.
- Разве? - бросил Шандор Шимон. - Парень, видать, сейчас в силу входит. И гордости у него хоть отбавляй.
- Как у отца?
Неторопливо и мягко катила вперед легкая бричка, но разговор у сидящих в ней людей не клеился, никто из них не начинал его вновь - ни кума Анна, ни кум Шандор. Оба они за неимением лучшего оглядывали окрестные пейзажи, уже несущие на себе печать ранней осени, да наблюдали, как трясет головой Вильма, отгоняя лениво кружащих мух.
Плоды первого урожая
Перевод Т. Воронкиной
Дом стоит высоко, почти на вершине холма, где пахотной земли не увидишь, лишь мелкие виноградники да фруктовые сады зигзагами змеятся кверху. Среди деревьев там и сям притулились врытые в землю винные погребки под камышовой кровлей - крохотные обитаемые островки. Плотно закрытые двери молча взирают на простирающуюся внизу долину. Жилых домов тут, на вершине, почитай что и нет: село расположилось ниже, на широком склоне холма. И дорога на вершину одна - размытая дождевыми потоками, вся в выбоинах и ухабах, извивается меж дикого миндаля и слив, чтобы оборваться во дворе старого Ача. Дороге незачем да и некуда идти дальше. Сразу за домом темнеет, щетинится на гребне холма и уходит к северу, по долинам, склонам, холмистым вершинам, в безбрежную даль лес. Вздумаешь окинуть взглядом это причудливо раскинувшееся зеленое море, и глаза устанут, не добравшись до его берегов.