Беглецы посмотрели друг на друга, и хотя в сгущающейся тьме различить выражение глаз было почти невозможно, оба сознавали, что продолжать путь они не в силах. С большим трудом они преодолели перелаз и, пошатываясь, побрели по жухлой траве через двор.
Дверь в сени, скрипнув навесками, распахнулась. Матс вошел первым, и его рука невольно нащупала рукоять шпаги. В кромешной тьме стояли они на каменном полу, и, кроме их собственного тяжелого дыхания, в помещении не слышалось ни звука.
Шаря в потемках, Матс двинулся вправо, там должна быть дверь в жилую ригу. Он ощупью открыл ее - сперва верхнюю, потом нижнюю створку - и переступил через высокий порог. Промокшие сапоги коротко чавкнули - он сделал только один шаг и замер. Какое-то жуткое предчувствие приковало его к месту. Непроницаемый мрак породил в нем это тревожное ощущение, но тут же, сразу, в тот же миг ему в нос ударил омерзительный трупный дух, и он понял, что это вовсе не предчувствие, что этот ужас - действительность.
Мертвый дом - вот куда они, беглые, солдаты, попали.
У Матса снова громко застучали зубы, когда он, найдя рукой дверь, подался назад, в сени, и, словно ища опору, вцепился пальцами в мокрый, осклизлый от грязи камзол товарища.
- Тут смерть...
Бенгт его слов не понял, но что-то в них как будто уловил. Однако он не тронулся с места и принялся в темноте ощупывать свою треуголку, где у него хранилось огниво и все остальное. Окоченелыми пальцами он чиркал в потемках до тех пор, пока трут не затлел. Он раздул трут, и крохотный красный огонек, вспыхивая, на мгновение освещал гробовую тьму.
Так, привалившись плечом друг к другу, еле переставляя ноги, они вошли в жилую ригу и засветили лучину на давно остывшей печи. Впервые за последние девять мучительных дней они зажгли огонь.
Но этот слабый свет не принес им ни радости, ни тепла, ибо то, что они увидели, было поистине ужасно.
У задней стены на полатях покоился белый как лунь древний старик, глаза его смотрели прямо в закоптелый потолок, тело свела предсмертная судорога. Перед самым очагом лежала ничком пожилая женщина. Кто знает, что собиралась она в последние минуты принести то ли себе, то ли деду, может быть, ковш воды из большой деревянной кадки, во всяком случае, опрокинутый ковш валялся тут же около ее руки. Так пролежали они здесь, по-видимому, много дней, ибо тяжелый трупный запах наполнял все высокое помещение.
- Чума, - сказал Матс.
- Pest, - сказал Бенгт.
Вернуться обратно, в укрытие?
Нет, куда там! На это просто не хватит сил. Но и оставаться в доме, где царит черная смерть, тоже нельзя. Матс взял горящую лучину, и они потихоньку двинулись назад, стараясь не вдыхать чумную заразу, хотя и знали: коли пометила их смерть, тут уж дыши не дыши - все одно.
Светя лучиной, они направились в горницу.
Никого там не оказалось - ни живых, ни мертвых.
В большом сундуке они обнаружили холсты и полсти, порывшись, нашли рубахи и армяки. Вернувшись обратно в сени, они погасили лучину и, прикрыв за собой дверь мертвого дома, пошли - Матс впереди, Бенгт за ним - к бане, которую они приметили еще в самом начале. Там они снова засветили лучину и, стянув с себя мокрое тряпье, облачились в сухую одежду, напялили на себя все, что прихватили из сундука, затем забрались на полок и, укрывшись холстами и полстями, тотчас забылись сном, хотя пустые желудки и сводило от голода, а от полного упадка сил невыносимо стучало в висках.
Северо-восточный ветер завывал вокруг бани, тревожа непроглядную тьму, в ней рыскали чудища с песьими мордами, таилась черная смерть. А два вконец обессилевших гренадера короля Карла, бежавшие из его войска и хоронившиеся в зарослях камыша, спали наперекор всем бедам, крепкий молодой сон поборол все страхи.
Они проснулись почти одновременно, хотя никто их не будил. Бывает так: человек во сне вдруг чувствует - что-то изменилось, и от этого необъяснимого ощущения просыпается, как от толчка.
Царил полумрак. Они не знали, что вновь наступил вечер, что они проспали целую ночь и целый день.
Дверь в баню была открыта, в квадрате дверного проема стоял человек.
Спросонья они не сразу сообразили, где они и как они здесь очутились.
Когда они приподнялись и сели, человек на пороге сделал шаг назад. Теперь они увидели, что это женщина и что в руке она держит короткую пехотную шпагу Матса.
Это была молодая женщина, судя по одежде, из местных крестьянок, сильная, в теле. Рука ее крепко сжимала шпагу.
Первым пришел в себя Матс.
- Мы тебя не тронем, - крикнул он женщине. Вернее, хотел громко крикнуть, но из его обессилевшего тела и простуженного горла вырвалось лишь жалкое сипение.
Женщина отозвалась не сразу.
- Это мы еще поглядим, кто кого тронет, - невозмутимо сказала она в ответ. Бенгт, и тот уловил в ее голосе холодную насмешку. В самом деле, что эти двое отощавших, полуодетых бедолаг, которые от голода и на ногах-то еле стоят, что они могут сделать сильной женщине, которая к тому же вооружена их единственной шпагой!
- Я давно могла бы вас, спящих, прикончить, - так же бесстрастно добавила молодая женщина.
- Русские ушли? - спросил Матс.
- Ни русских здесь больше нет, ни шведов. Вообще ни одной живой души, весь остров вымер...
Весь остров вымер... А они? Их же ни много ни мало - трое!
Женщина, казалось, угадала мысли Матса:
- На этот хутор тоже пришла смерть. Сейчас мы живы, а к ночи, может статься, отдадим богу душу...
Из всего разговора Бенгт понял одно: эта отчаянная женщина не собирается их тут же, немедля, зарубить, Он толкнул Матса в бок, прошептал:
- Brod... Хлеба попроси...
- Женщина, дай нам хлеба... Мы целую неделю ничего не ели... Дай нам чего-нибудь, и мы сразу уйдем...
- Куда вам идти-то - повсюду пепелища и мертвецы. И голод... Пол-лепешки и ковш воды я могу вам принести. Только...
- Ты даже не спрашиваешь, кто мы такие? - удивился Матс.
- Чего тут спрашивать, - устало ответила женщина, - вы солдаты короля Карла. Я вас еще вчера вечером увидела, когда вы в горнице в сундуках рылись. Я за печкой пряталась, под тулупом, вы меня не заметили...
Женщина собралась было уйти, но вдруг обернулась и промолвила, обращаясь скорее к самой себе:
- Столько смертей, столько страху пережито, что и бояться-то устанешь...