-Эй!
Маленькая женщина укоризненно поглядела на него.
- Все уже.
Разбитная состроила кислую мину.
- Пора возвращаться, а то опоздаем в кабаре.
- Идите. Мы догоним. - Маленькая, видно, была не на шутку рассержена.
Красавица, слегка улыбаясь, медленно пошла за управляющим.
Две другие - одна, сидя на корточках, другая, прислонившись к изгороди, - некоторое время молчали. Глядели на траву, где уже никого не было.
Но что они вообще там видели? Видели, как в солнечном сиянии глыбы мяса шумно сталкивались друг с другом, содрогались, затихали. Будто обдал их просто жаркий черный вихрь, хлестнул им прямо в лицо, перехватил дыхание. Они не заметили, что он пронзил их насквозь. Зачем они уступили ему? думают они, растерянно замечая, как померкли их лирические воспоминания о прошлом.
Женщина, похожая на девочку, все еще сидела на корточках, не в силах подняться. Она рассеянно вспоминала прошлую ночь, которая казалась ей теперь неясным отпечатком рентгеновского снимка. Вспоминала свое неловкое заигрывание и скупые ласки мужчины - для чего все это? Ей стало жалко беспечной хрупкости своего тела.
- Как хочется в море поплескаться! - сказала она тихо. Да, попрыгать бы по-детски невинно в воде, поднимая тучу брызг...
- И мне, - отозвалась разбитная женщина с бледным лицом.
Но пора возвращаться. Возвращаться к своей жизни. А море как-нибудь потом. Когда снова захочется прийти к нему. Только когда это будет, кто знает...
Они встают, и их длинные тени падают на траву.
После ужина приехал торговец мануфактурой. Как всегда, примчался на мотоцикле и на этот раз привез ткань на юката.
Он приезжает раз в месяц и привозит все, что нужно женщинам, начиная с тканей и кончая нитками и иголками. Товары раскладывают на столе в столовой, туда, услышав объявление по местному радио, собираются жены и дети конюхов. Иногда приходит и жена хозяина конезавода.
- Теперь после работы чашечку сакэ будем пить, нарядившись в юката. Торговец хлопает в ладоши, вынимает из коробки юката и выкладывает на стол. Одного стола оказывается недостаточно. Занимают второй. Торговец, расхваливая свой товар, смешит детей, подзадоривает молодых конюхов, подшучивает над женщинами.
Жена Хякуда не знает, какую ткань ей выбрать: темно-синий касури или колокольчиками. Ей хочется и то и другое. Однако так нельзя. Она решила купить по одному отрезу для мужа и для себя и уже взяла для мужа ткань с рисунком в виде фигур сеги.
Она спрашивает у торговца, какой цвет лучше.
- Как вам сказать... Зависит от вкуса. Колокольчиками благороднее, зато касури молодит и освежает лицо. И то и другое хорошо.
Цена у ткани одинаковая. Она думает выбрать такую, чтобы потом не жалеть. И благородный цвет неплох, и тот, что молодит, купить хочется. Хорошо, если бы ткань была и благородной и освежающей лицо. Но такого рисунка на глаза не попадается. Она решает посоветоваться с мужем, берет оба куска и идет домой.
Хякуда играет в сеги с Тяном, сидя у очага. Тян одинок, живет в амбаре, под крышей, а питается вместе с Хякуда. Сначала они молча едят, потом выпивают по чашечке сакэ. Потягивая сакэ, играют по одной партии каждый вечер. Тян обычно выигрывает, Хякуда в лучшем случае сводит в ничью, но чаще проигрывает. Потому жена с умыслом выбрала ему сегодня ткань с рисунком фигур сеги - может, принесет ему удачу?
- Посмотри-ка, какое юката я тебе купила, - говорит она, развертывая ткань.
Хякуда мельком глядит на юката и кивает.
- Видишь, какой рисунок?
- Угу.
"Расстроился. Ну ладно, сошью - может, и понравится тогда", - думает жена и спрашивает:
- Как ты думаешь, какой лучше? Она показывает ему два отреза. Хякуда снова мельком глядит на них и говорит:
- Оба хороши.
- Скажи, какой мне взять?
- Сама реши. - Хякуда смотрит на шахматную доску.
- Ну скажи. Я одолжила их у торговца, чтобы показать тебе.
Хякуда бросает недовольный взгляд на отрезы.
- Лучше тот, что в цветах.
"Значит, тот, что колокольчиками расписан. Благородный рисунок. По правде говоря, я тоже его выбрала", - думает жена.
Хякуда и на этот раз проигрывает в сеги.
В восемь часов последняя кормежка. Выпив сакэ, Хякуда вместе с Тяном обходит все конюшни, прощается с Тяном у амбара и возвращается домой.
Чашка опять наполнена сакэ.
- Что это? - спрашивает он у жены. Она смеется, как девушка:
- Пей на здоровье.
"Чудно! Всегда наливает только одну. А теперь вот и вторую поставила. Впрочем, неплохо иногда и пару чашек осушить", - думает Хякуда. Тем временем жена непрерывно рассказывает ему, чья хозяйка что купила, что приобрели конюхи. И сообщив все новости, она идет укладывать детей, галдящих в кухне.
- Скоро радио включат. Спать!
Она выставляет детей в соседнюю комнату и, прибираясь на кухне, слышит голос диктора: "Дорогие сотрудники конезавода! И те, кто в общежитии, и те, кто в конюшнях. Сейчас девять часов. Пора гасить свет. Сегодня день прошел благополучно. Спасибо за труд".
Радио затихает, и конезавод погружается в тишину. Издали доносится шум волн.
- Эй! - зовет Хякуда.
"Что это он?" - думает жена. Поправляет мокрыми пальцами волосы и открывает дверь. Муж, убавив свет, уже лежит в постели. Жена мешкает - уж как-то внезапно позвал.
- Чего тебе? - спрашивает она, делая вид, что ничего не понимает.
Хякуда раздражен. Хмурится.
- Я еще не прибралась. Подожди немного. "Молчит. Рассердился, что ли?" - думает жена.
- Эй! - окликает она его.
Ответа нет. Она зажигает большой свет. Он хмурится, поворачивается на другой бок. Она подходит к изголовью и наклоняется над ним. Он спит. Она сердито толкает его в плечо. Все напрасно. Муж спит крепким сном.
Значит, он просто бормотал во сне? Или она ослышалась?
Жена Хякуда снова убавляет свет и с хмурым лицом возвращается на кухню. Видно, весь июль, пока не кончится горячая пора, придется мириться с этим. Придется безропотно терпеть, раз мужчина так занят работой.
Перед тем как лечь спать, она еще раз достает купленные обновы. Уж сколько лет не любовалась вот так, пока никто не видит, понравившейся тканью. На мгновение она задумывается: "Надо было бы еще на одно юката купить темно-синего касури", - но тут же укоряет себя за эту мысль. Встает, набрасывает ткань на плечи, смотрится в зеркало, висящее на столбе. Но зеркало совсем маленькое, и она не видит себя во весь рост. "Жаль", - думает она. Открывает окно и глядится в темное стекло. Теперь лучше. Светлая ткань юката смутно, но все же виднеется в стекле. Она опускает ткань пониже, как на ночном кимоно. Оглядывает себя, не спеша поворачиваясь кругом.