- Отодзи-сан? Можешь войти. Приоткрыв дверь, Отодзи заглянул в ванную комнату и, смутившись, отвернулся.
- Проснулся, а тебя нет. Куда, думаю, ушла?
- Никуда я не уходила, - сказала Сима. На Отодзи было два ватных кимоно, а сверху накинуто пальто.
- Извини меня, я решила искупаться. Потом я и тебя оботру.
Отодзи кивнул. Больных, которые не могли принимать ванну, обтирали обычно мокрым полотенцем.
- Холодно. Пойди погрейся у печки.
- Ладно. Отодзи помедлил.
- Тебе говорят, холодно. В дверь дует.
Отодзи неловко усмехнулся и закрыл дверь.
- Ото-сан!
- Что?
- Я пошутила. - Сима отвела глаза. - Можешь не закрывать.
И, покраснев, она продолжала молча мыться под его пристальным взглядом, как будто была одна в ванной.
Вечером Сима нагрела на печке воду в тазу, отнесла таз в комнату и обтерла Отодзи мокрым полотенцем. Было холодно, и поэтому она проделала все это быстро. Отодзи остался недоволен.
- Что ты так спешишь?
- Но тебе нельзя охлаждаться.
- В больнице ты была более внимательна и обтирала медленнее.
- Тогда, может, вернемся в больницу? Отодзи молча глядел в потолок.
- Если бы можно было вернуться... Они убежали из больницы.
- Ладно, здесь останемся. - Отодзи вздохнул.
IV
Когда у Отодзи обнаружили плеврит, из хирургического отделения его перевели в туберкулезное. Сима и в голову не пришло, что это был сын пьянчужки пкити. Отодзи сразу же узнал Сима - видел ее и после смерти отца. Сима с тех пор не приходилось встречаться с Отодзи, и она, естественно, не обратила внимания на возмужавшего юношу.
Она не только не узнала его в лицо, ей ничего не сказало и его имя. Помнила, что пкити звался Тэрада, но, что Отодзи и есть тот самый Ото, его сын, и не подумала.
Отодзи с первого взгляда показалось, что перед ним Сима, но от неожиданности он никак не мог поверить, что это и вправду девушка из харчевни "Масутоку". Он не предполагал, что Сима может стать сестрой в военном госпитале. Ему и во сне не могла присниться такая встреча. "Уж не обознался ли я, может, это вовсе и не она?" - думал он.
Сначала Отодзи лежал в большой палате, где стояло пятнадцать коек, и он спросил ефрейтора с соседней койки, как зовут сестру, так похожую на Сима.
- А ты приметлив, - ухмыльнулся ефрейтор. - Этого ангела зовут Масумото.
Отодзи опять удивился. Это была фамилия Сима.
Сердце Отодзи наполнилось нежностью. Встретить в армии земляка всегда радостно, а тут, когда болен и одинок, еще приятнее. Отодзи даже прослезился от волнения. Но, хотя грудь его распирало от нежности, он не мог решиться заговорить с девушкой. Не мог, потому что Сима не узнала его с самого начала и к тому же она в своем белоснежном халате, ладно
162
облегавшем ее фигурку, казалась такой ослепительно красивой, что он смущался и отводил глаза всякий раз, когда видел ее.
Да и связывало их только то, что когда-то, лет двадцать назад, отец его захаживал выпить в харчевню "Масутоку".
Раз в неделю сестры приходили в палату обтирать больных. Отодзи молил бога, чтобы не попасть к Сима. И если случалось все же, что это делала Сима, его охватывала дрожь.
- Холодно? - спрашивала Сима.
- Нет, не холодно.
- Расслабьтесь, чувствуйте себя свободней, - говорила она.
- Хорошо, я постараюсь, - отвечал Отодзи.
Сима видела в Отодзи просто молоденького солдатика, такого же, как все, но состояние его здоровья внушало ей серьезные опасения. В правом легком Отодзи стремительно развивалась большая каверна.
Когда в январе Отодзи шел по коридору из уборной, у него хлынула горлом кровь. В ту ночь как раз дежурила Сима, и она, заметив, что сгусток спекшейся крови застрял у него в горле, подбежала и вытащила его пальцами. Отодзи сразу же перевели в отдельную палату.
На другой день вечером, когда она сидела у его постели, он вдруг открыл глаза и, глядя в потолок, спросил хриплым голосом:
- Отправили вторую телеграмму?
Телеграммы отправляли родственникам в случае тяжелого состояния больных. Первая сообщала о болезни, вторая о критическом состоянии, третья о смерти.
- Вам нельзя говорить, - сказала Сима. Он взглянул ей в лицо, увлажнившиеся веки его дрожали, но в глазах появилась решительность.
- Сима-сан из харчевни "Масутоку"?
Он сказал это чуть слышно, но Сима вздрогнула от неожиданности.
- Вы...
- Мой отец частенько засиживался у вас. Я Ото, сын пьяницы пкити.
Сима невольно вскрикнула и поспешно закрыла рот руками.
- Нельзя! Вам нельзя говорить! - остановила она его. Сердце ее сильно стучало.
Кровохарканье прекратилось само собой. Несколько дней спустя Сима сказала:
- Вот уж я удивилась! Ты что, давно уже узнал меня?
Отодзи кивнул.
- Тогда почему не сказал? Почему молчал так долго?
- Не знаю, никак не мог решиться заговорить.
- Но смог же в тот вечер.
- Думал, умру, а перед смертью чего не скажешь. Похоже, я влюбился в тебя.
Для Сима все это было так неожиданно. Ей стало жалко этого парня, который собирался до самой смерти хранить свою тайну.
Давно известно, что милосердие должно распространяться в равной степени на всех больных, но Сима стала вскоре замечать, что руки ее гораздо нежнее обращаются с Отодзи, чем с другими больными.
Когда Сима в свое дежурство присаживалась у его постели, он, глядя в потолок, рассказывал ей о себе. Говорил он так много, что она стала даже беспокоиться, не повредит ли это его здоровью. Отодзи рассказал и о том, как смотрел на нее сверху, когда она в одиночестве раскачивалась на качелях.
- Никак не могу забыть этого и теперь вот помню совершенно отчетливо, сказал он.
- Почему?
- Не знаю. Не могу забыть, и все.
Сима почувствовала, что жаркая кровь, как в юные годы, бросилась к ее щекам.
- Что ты там делала одна? - спросил Отодзи.
- Думала, не умереть ли мне. Она улыбнулась горько, как человек, уже немало поживший на свете.
- Почему умереть? Сима молчала.
- Из-за Курихара? - спросил Отодзи. Значит, знал. Сима сердито оборвала его: