- Ну как? Понравилось что-нибудь? - спросил Цуру-сан.
Айда молча показал пальцем на кусочек своей родины в миниатюре.
- А-а, дубки, - сказал Цуру-сан. - Неплохая вещь. Но и ели хороши, не правда ли?
Но Айда не хотелось больше глядеть ни на что другое, кроме дубовой рощицы. Он не мог отойти от нее - так поразительно она походила на южную окраину его родной дубовой рощи.
Глаза его наполнились слезами. Мысленно он был теперь на родине.
- Что с тобой? - Цуру-сан хлопнул его по плечу, и Айда сразу же вернулся на токийскую улицу. Цуру-сан заглянул ему в лицо. Айда отвернулся, вытер глаза и смущенно почесал в затылке.
- Совсем как в моей деревне. У нас в деревне точно такая же роща. Мы там часто играли.
- Можешь взять, если уж так понравилось. Не насовсем, конечно, а на время. Впрочем, могу и вовсе отдать, но ухаживать хлопотно. А так налюбуешься вволю и принесешь, когда надоест. Будешь два раза в день поливать. Справишься, я думаю.
Айда кивнул. Неожиданно для себя он получил дорогой подарок. Привез его домой на такси, хотя редко брал такси, когда был без Миса.
В тот вечер он поставил горшок у изголовья постели и, лежа на животе, стал любоваться миниатюрным пейзажем. Не заметил, как и заснул. С тех пор, вернувшись с работы, он ложился у горшка и допоздна глядел на деревца.
Бонсай был как бы родником овальной формы, вызывавшим воспоминания о родине. Когда он всматривался в него, воспоминания так и били ключом, словно вода из родника.
Разглядывание миниатюрной рощицы стало его любимым занятием.
Он воображал, что мох - это трава на склоне холма, а он, Айда, совсем еще маленький, лежит на траве. Глаза его закрыты, руки под головой, и сам он величиной с половину спички. Дубовая рощица растет и увеличивается, и вот она уже поглотила его. Слышен шелест ветра в верхушках деревьев, шум реки, голоса птиц. Вдалеке стучит молотилка, гудит колокол в храме... Он медленно открывает глаза и смотрит вверх. В голубом, ясном небе переплетаются, как ячейки сети, верхушки дубов, скинувших листья. Он встает и идет по тропинке в глубь рощи...
Однажды, когда он лежал так с закрытыми глазами, его вдруг окликнул женский голос:
- Ко-тян!
Он поднял голову. Из-за дерева поодаль выглядывало румяное, дышащее молодостью лицо Миса.
- Это ты? Ты где пряталась? - удивленно спросил он, хотел вскочить на ноги и очнулся.
"Надо искать Миса", - подумал он тогда. Хаясида-сан сказал - надо ждать, пока она сама подаст о себе весточку, но теперь было ясно, что Хаясида-сан лишь успокаивал его. Миса никогда не предупреждала его, если уходила по воскресеньям из дома, а теперь-то и подавно не откликнется. Надо искать самому.
Он не знал, много ли в Токио больших многоквартирных домов и сколько лет ему понадобится, чтобы обойти их все, если за день он сможет побывать лишь в двух-трех. И все же он не мог отказаться от поисков.
Каждое воскресенье, покинув свой бонсай, он бродил по городу, но все было напрасно.
VII
В последнее воскресенье декабря, как раз перед Новым годом, он вернулся вечером усталый от ходьбы и пошел в ближайшую баню. Болели старые раны на руке - наверно, продрог на улице. В бане он вымыл наконец голову и, освеженный и чистый, вернулся домой. За фанерной дверью раздался голос домоправительницы:
- Вы спите, Айда-сан?
- Еще нет, - ответил он, одернул свитер, который собирался было снять, и открыл дверь. Рядом с домоправительницей стоял незнакомый мужчина средних лет, щуплый, с моргающими глазами, в просторном на вид плаще. Домоправительница назвала мужчину следователем.
Айда невольно попятился. Подумал: "Пришли взыскать за то, что он самовольно ходит по домам и наводит справки о Миса".
- Айда Кохэй, не так ли? - спросил следователь совсем не строгим голосом и шагнул к двери. - Вы знаете женщину по имени Митобэ Миса?
"Откуда следователю известна Миса?" - удивился Айда и сказал, что знает. На вопрос, кем он ей приходится, ответить было совсем не трудно, потому что в своих блужданиях по городу он привык к такому вопросу.
- Встречались ли вы на днях с Миса? - спросил следователь, и он ответил, что не видел ее с сентября.
Следователь кивнул, и Айда подумал, что допрос закончен, но следователь улыбнулся и спросил еще, где он был и что делал вчера вечером.
- Вечером? Да вот здесь. - Он легонько топнул ногой по татами {Татами толстый соломенный мат стандартного размера (около 1,5кв.м), которым застилается пол в традиционном японском доме.}.
- Все время были в этой комнате? - Лицо следователя улыбалось, только глаза оставались серьезными. - И чем же вы занимались?
- Чем? Глядел на пейзаж.
- На что?
- На бонсай.
- Гм! - хмыкнул следователь и быстро оглядел комнату. - И где же он?
- А вот. - Айда открыл стеклянную дверь, раздвинул дребезжащие ставни и показал на бонсай, стоявший сразу же под ногами на мокром балкончике. Следователь нагнулся и, упершись руками в колени, уставился на горшок.
- Это и есть пейзаж?
- Да.
- Что это за деревья?
- Дубы.
- Дубы? Даже не подумаешь, что у них есть корни. Будто ветви натыканы.
Аиду охватило раздражение. Дело принимало нешуточный оборот. Ничего не говоря, он присел на корточки и подергал один из дубков.
- А девочка-то по имени Митобэ Миса умерла. Айда испуганно отдернул руку от дубка.
- Отравилась газом. В старом доме в районе Мэгуро, - сказал следователь.
Айда хотел встать, но ему почему-то сделалось страшно, и он остался сидеть.
- Самоубийство?.. - спросил он, крепко схватившись руками за колени и глядя на бетонную стену, громоздившуюся прямо за мокрым балконом.
- Письма не оставила. На самоубийство не похоже. Резиновая трубка у газовой колонки отошла - видать, во сне ногой толкнула. Очень пьяная была. Вчера же было рождество.
Следователь все еще стоял нагнувшись, упираясь руками в колени.