- А мы картошку печь будем, - сказал Петька. Тоник толкнул ногой с обрыва обломок кирпича и слушал, как он, падая, шуршит в бурьяне.
- Ну и пеките, - ответил Тоник.
- Антон-горемыка, - вздохнула Римка. - Ты, что, сильно тогда брякнулся, да?
- Тебе бы так, - сказал Тоник.
Римка покачала узелком.
- Мы на костре будем картошку печь. Из сухой травы огонь разведём.
- Из травы! Там щепки есть на берегу...
- А тебя отпустят? - спросила Римка.
- Маленький я, что ли...
Они уже стали спускаться по тропинке, когда Тоник всё-таки решил спросить:
- А он чего не пошёл?
- Тимка-то? Дома его нет, - объяснил Петька.
- Мы проходили мимо, - сказал Римка, - да у него в окне темно. Может, спит уже.
- Ну и что же, что темно, - пробормотал Тоник. Он подумал, что, наверное, Тимка лежит на кровати и смотрит в синее окно на далёкие заречные огоньки. Всё-таки плохо, если поссоришься, да ещё зря.
- Может, он и дома, - вздохнула Римка. - Вы не помирились, да?
- Мириться ещё... - сказал Тоник. Он остановился, подумал немного и полез наверх.
Скоро все трое были у Тимкиного дома.
- Постучи в окно, - велел Тоник Петьке.
- Ну да, - сказал Петька. - Лезьте сами. Там крапива в палисаднике во какая.
Тогда Тоник вытащил из кармана фонарик. Он включил его и так повернул стекло, что свет падал узким лучом. Тоник направил луч в окошко и стал нажимать кнопку: три вспышки и перерыв, три вспышки и перерыв...
Свет жёлтым кружком ложится на занавеску за стеклом и золотил листья герани на подоконнике.
И вот, наконец, ярко вспыхнуло в ответ Тимкино окно.
АЙСБЕРГИ ПРОПЛЫВАЮТ РЯДОМ
О том, что к ним кто-то приехал, Тоник узнал ещё в коридоре. На вешалке висела рыжая собачья доха в бисеринках растаявшего снега, на полу лежал брезентовый тюк и стоял большой потёртый чемодан.
Тоник всегда радовался гостям. Но сегодня ни гость, ни даже мысль о том, что завтра воскресенье, не улучшили настроения Тоника. Поэтому он равнодушно поздоровался с высоким лысоватым человеком в сером свитере и даже не стал никого спрашивать, кто этот человек, и зачем приехал.
- Отметки, что ли плохие принёс? - поинтересовался папа, когда Тоник нехотя сел к столу и начал царапать вилкой клеёнку.
- Отметки-то хорошие... - вздохнул Тоник и положил вилку.
- А что нехорошее? - сразу встревожилась мама. - Антон, отвечай сию же минуту!
- Да понимаешь... самолётик. Бумажный. Я его на уроке выпустил случайно. А она сразу в дневник записала.
- Кто она? Ах, Галина Викторовна! Так, - деревянным голосом сказала мама. - Ну-ка, покажи дневник.
Тоник медленно слез со стула. Он знал, что оправдываться не стоит.
А дело было так. Пока весь третий "Б" умирал со скуки, слушая, как Лилька Басова объясняет у доски пустяковую задачку, Тоник мастерил из тетрадного листа маленький аэроплан.
Клочки бумаги упали на тетрадную обложку. "Будто льдины в голубой воде, если смотреть на них с самолёта", - подумал Тоник. Летать и смотреть с высоты на льдины ему не приходилось, но это было неважно.
На одном из клочков он поставил несколько чернильных точек: на льдине оказались люди. Они терпели бедствие. С северо-запада и востока на льдину двигались громадные, ослепительно сверкающие голубоватым льдом айсберги. Тоник сделал их из самых больших обрывков бумаги. Он читал недавно об айсбергах, и знал, что шутить с ними опасно. Сейчас они сойдуся, сплющат льдину, и люди погибнут в ледяной воде. Спасти их может только самолёт. Скорей!
Но пилот не рассчитал силы мотора. Самолёт ударился бумажным крылом о чернильницу, взмыл вверх и упал в проходе между парт...
- Да-а, - сказал папа, прочитав запись учительницы. А мама обратилась к гостю:
- Хорош, а? Беда с ним. - Затем она повернулась к сыну. Спроси-ка у Германа Ивановича, пускал ли он на уроках самолёты.
Тоник исподлобья взглянул на приезжего, но тот спрятал лицо за большой кружкой и торопливо глотал горячий чай. "Факт, пускал", решил Тоник, но промолчал.
- Мы ещё с тобой поговорим, предупредила мама, но было ясно, что гроза прошла.
В соседней комнате кто-то стал царапать дверь. Герман Иванович поднялся, и впустил крупного серого щенка. Одно ухо у щенка наполовину висело, другое было острым, как стрелка.
- Барс проснулся. Знакомьтесь.
Тоник тихо чмокнул губами. Щенок подбежал, ухватил Тоника за штанину и весело замотал головой. Он решил, наверно, что так надо знакомиться.
- У него какая порода? - спросил Тоник. - Лайка? А вы с Севера приехали? Я догадался сразу. А вы... видели айсберги?
Герман Иванович серьёзно посмотрел на Тоника.
- Нет, айсберги я не видел, - ответил он. - Очень хотелось увидеть, но до сих пор не приходилось.
Вечером Тоник, Тимка и Петька, сосед Тоника по квартире, сидели в палисаднике перед Тимкиным окном. Тоник рассказывал про Германа Ивановича.
- Весёлый такой. Он с папой в одном институте учился. Биолог-охотовед. Сейчас из экспедиции в Москву возвращается и решил нас навестить.
- Так, на Севере, наверно, полярная ночь, - с завистью сказал Петька.
- Нет, он говорит, что солнце бывает. Только оно низко стоит. Красное и большое. Когда летишь, солнце ниже самолёта.
- А он на самолёте прилетел?
Тимка с сожалением взглянул на Петьку:
- Чему вас учат в первом классе? Пароходы по льду не плавают.
Петька понял, что ляпнул глупость и от досады стал сбивать с веток мелкие сосульки.
- А тебе повезло, Антон, - вспомнил вдруг Тимка. - Если бы не этот ваш знакомый, влетело бы за твой самолёт.
- Тоже уж... Про всякий пустяк в дневнике писать, - сказал Тоник.
- Конечно. Вот у нас Лёнька Кораблёв живого воробья на уроке выпустил, и то ничего. Только из класса выгнали.
- Воробья? - спросил Петька.
- Ну, и Лёньку, конечно. А в дневник не писали.
- Хорошо вам, пятиклассникам, - вздохнул Тоник.
- Ага... Только пришлось Лёньке брать пальто в раздевалке и полчаса по улицам ходить, чтобы завуч не поймал в коридоре. А знаешь, какой мороз был!
- Подумаешь, мороз! Герман Иванович недавно прямо в снегу ночевал. В тайге. У него и спальный мешок есть, большущий. Сверху брезентовый, а внутри меховой.
Петька оставил в покое сосульки и придвинулся ближе. У Тимки заблестели глаза.