...Ты скоро увидишься с ней, увидишься...
Он остановился, даже не остановился, а встал, налетел на стену из стекла, и его понимание выключилось. Какой он к черту мальчик? Какая это там... Мама, где ты, не уходи, я знаю, это ты, мама, где я увижу ее, не молчи, мама, только не молчи, ну не молчи же, черт возьми! ГДЕ?!
...тихо...
Он огляделся. Пассажиры. Ленин. Пассажиры. Пирожки. Пассажиры. Пошел к пирожкам. Купил. Съел. Еще. Пассажиры. Союзпечать. Пассажиры. Пошел к союзпечати. Купил сигарет. Вышел на платформу. Закурил. Вернулось какое никакое, а понимание. Вдали мелькнул Изя-не Изя, но кто-то очень похожий. Наверное, все-таки Изя. Но ведь он же не хотел уезжать назад... Догнать? Да нет, надо билет покупать, проводнику совать - но ехать, ехать, искать! Мама сказала, что найду. Нет, она сказала, что скоро увижу ее, но ведь это и значит, что найду. Ведь это и значит, что ехать надо. Он поднял глаза...
В каких-то шагах от него стоял он. Ильич. Учитель. Дорогой мой. Посверкивали очки. Из-под пальто виднелся кончик хвоста. Родной мой. Ильич повернулся лицом. А-а, здравствуйте, молодой человек, опять попутчики? Что это ты, Ильич, заладил на север гонять? Да я... Красиво там, знаете ли... Изя сказал мне, что ты его чем-то напугал. Напугал? Очки засверкали сильнее. Разволновались очки. Да, напугал, чем это ты, а? Да... Я не знаю, я не пугал, нет, что вы, вот ведь мой поезд, простите, молодой человек, я должен идти, - и пошел, залез в вагон и исчез. Он тоже подошел к проводнику, привычно сунул руку в карман за деньгами...
17.
Все девочки встали и тихо вышли. Зал замер. Ветер затих. Кладбищенские ребята поплевали на руки и воткнули лопаты в землю. Холод. Зима. Тяжело копать.
18.
В его кармане было пусто. Денег не было совсем. Он растерянно посмотрел на гранитного проводника. Как же так, они не должны были кончиться, они никогда не кончались, всегда ведь что-то оставалось, хоть самая малость. Всегда оставалось... Он быстро пошел вдоль вагона, высматривая в окнах Ильича, занять у него денег, он даст, он мягкотелый... Первое окно, второе окно, третье - до конца вагона и обратно. Учителя не было. Эй, проводник, а куда же делся этот очкарик в пальто? Какой очкарик? Не видел я никаких очкариков, одни художники, поэты и музыканты, чтоб им треснуть всем. Вали отсюда, не мешай работать. Проводник не хотел говорить. Проводник хотел спать. Его охватил моментный страх, страх невероятной силы - за себя, за Кристину, за Изю, за маму, за все прогрессивное человечество. Стало просто страшно. Он закрыл глаза. И увидел.
Он увидел уютную комнату охотника, веселый внимательный камин, бутылку хорошего вина, стены, на стенах - сабли, ружья, головы юных девушек. Они улыбались. Они были рады ему. Они успокаивали его: Не волнуйся, все будет хорошо, все и так хорошо. Не переживай, боли больше не будет. Почти не будет. У нас новенькая, ей у нас нравится, мы тебя сейчас познакомим. Ее зовут Кристина. Кристина, ты почему не позвонила ему? Я не смогла, - сказала Кристина, вернее, ее голова. Она не смогла, видишь, она все еще любит тебя, как все мы. Кристина, ты ведь все еще любишь его? Да, - сказала Кристина, вернее ее голова. Ты нужен нам, приходи, без тебя нам всем так одиноко... Мы страдаем. Гражданин!
19.
Эй, приятель! Он открыл глаза. Рядом стоял тот самый тип с желтыми глазами, что приходил к нему домой и увозил в подвалы, мучил и требовал сказать имя. Ты знаешь ее? - тип сунул ему под нос фотографию Кристины. Знаю, - отрешенно ответил он. Значит, поедешь с нами. Где она? - последний беспомощный вопрос. Последние слова. Где? Теперь уже в морге. А еще утром лежала в том же коллекторе, что и предыдущая. Естественно, без головы. Обидно, да?
20.
Здесь что-нибудь отвлеченное, шум воды, например, или пение птиц. Частые телефонные гудки и далекое: Я позвоню тебе завтра... Я позвоню тебе завтра... Я позвоню тебе завтра...
21.
Они шли вдоль платформы, уже в самом ее конце - он, желтоглазый тип, еще один такой же тип. Здгавствуй, пгедводитель, - раздалось слева. Но он даже не повернул головы. В ней больше не было Изи. В ней больше вообще не было никого, кроме Кристины. Я жду тебя, - говорила она ему. Ты нужен мне. Зачем тебе эти типы, убеги от них, убеги ко мне - они не смогут догнать тебя. Они ничего не смогут сделать, их на самом деле нет, Изи уже нет, всего того мира уже нет, ты должен наконец это понять, ведь у тебя уже кончились деньги. Что тебя держит? Он сейчас тронется, беги, беги, пока не поздно, пока они не увезли тебя в свои пустые комнаты, пока не начали задавать вопросы, ответов на которые ты все равно не знаешь. Иди ко мне. Иди...
Они давно уже спустились с платформы и шли куда-то на север, в середине - он, по краям - типы, сзади непонимающе семенил невесть откуда взявшийся Изя. Кристина, ты слышишь меня? Да, я слышу тебя хорошо, сказала Кристина. Я иду. Я иду к тебе. Я жду тебя.
22.
Он развернулся и побежал назад. Типы тоже развернулись, но не побежали за ним, а остались стоять на месте, посверкивая в темноте желтыми глазами. Изя исчез, как будто его и не было. А он бежал по шпалам, бежал неизвестно от кого, но известно, к кому. Бежал навстречу набирающему ход ленинградскому поезду, и чем быстрее он бежал, тем быстрее двигался поезд. Когда до встречи с Кристиной осталась одна секунда, он поднял глаза. На месте машиниста восседал Ильич, лицо его было перекошено то ли от гнева, то ли от радости, глаза без очков сверкали разными цветами, пальто развевалось и трубой стоял длинный хвост. Красиво, правда?
А типы развернулись и медленно пошли дальше.
1994-1995