Екимов Борис
Рассказы
Борис Петрович Екимов
РАССКАЗЫ
КАК РАССКАЗАТЬ...
СТАРЫЕ ЛЮДИ
ПТИЦЫ БОЖЬИ
НОЧНЫЕ БЕСЕДЫ
ЧУЖОЙ
ЧТО СКАЖЕТ КУМ НИКОЛАЙ
ЗУБ
ТЫСЯЧА РУБЛЕЙ В ФОНД МИРА
БОЛЕЗНЬ
ОБИДА
БИЗНЕС
КАК ДЕД ПЕТРО УМИРАЛ
СТЕНЬКИН КУРГАН
ЭКСПЕРИМЕНТ
КАК РАССКАЗАТЬ...
Каждую весну, вот уже пятый год подряд, Григорий брал отпуск на десять дней и уезжал на весеннюю рыбалку, на Дон.
Он работал на заводе сварщиком-монтажником, имел жену и двоих детей, дочку и сына. Заводское начальство и домашнее к его прихоти относилось с усмешкой, но снисходительно. Так, как и должно по-человечески относиться к странной, но никому особо не мешающей блажи сорокалетнего мужика, хорошего работника и доброго семьянина.
Отпуск он брал на десять дней и всегда управлялся, не опаздывал. К сроку приезжал, привозил немного вяленой рыбы, с полсотни чехони да синьги в соли; ухитрялся даже свежей, судаков привозить, разделанных и подсоленных, ведь время уже стояло теплое. Но привозил.
Домашние уху и судачка отварного ели да похваливали. Соседи по дому завистливо глядели, когда Григорий в положенный срок вывешивал на балконе не московских пескарей, а сабельную чехонь да синца - добрую донскую рыбу, которая при хорошей вялке светится на солнце насквозь.
И сам Григорий за эту неделю здоровел, лицо и руки покрывались загаром, веселее он глядел. И жена радовалась, потому что здоровьем ее мужик похвастать не мог. Родился он в войну, отца с матерью потерял, рос в детдоме да ФЗО в голодные годы - теперь это, видно, все и отражалось.
Нынешний год, как и все прежние, Григорий с конца февраля начал внимательно телевизор глядеть, программу "Время", когда о погоде говорили. Он даже записывал температуру на особой бумажке. И в "Известиях" следил за последней страницей, где о погоде всегда подробно сообщали. Ему нужно было, чтобы Дон вскрылся, и лед пронесло, и немного потеплело.
Но в нынешний год весна припоздала. Пришел март, и апрель потянул, а все холода, холода стояли. Григорий нервничал, томился. Все уже лежало наготове: снасти, целлофановые мешки для рыбы, кое-какие харчишки, немного гостинцев для ребят знакомого, у которого Григорий всегда останавливался. Все было готово.
И наконец грянуло. На юге весна началась. Григорий купил билет, заявление написал на свои десять дней и поехал.
Поезд уходил из Москвы к вечеру, с Казанского вокзала. Летели мимо знакомые платформы Подмосковья. К вечеру приходили в озябшую Рязань. А утром за окнами лежала уже иная земля, весенняя. Весенний ветер летел над черной пашней. Оглашенно орали грачи в станционных скверах. Оранжевые трактора с красными сеялками ползли по колеям. И Григорий начал волноваться. Он усмехался, но ничего не мог с собой поделать. Чаще курил. И все думал, как он приедет, как по улице пойдет, откроет калитку. О встрече думал и невольно улыбался, хорошо ему было.
Как и всякий человек, с малых лет не знавший родни, Григорий жалел об этом. Он всегда завидовал людям, у которых кто-то был в другом городе. Он иногда мечтал, в молодости, конечно, больше, но и сейчас мечтал, а вернее, придумывал себе какую-то родню. И представлял, как он едет туда, подарки берет, приезжает. И какая радость, ведь столько не виделись, разговоров сколько... Очень ему хотелось в гости приехать, к родным. Но родных не было. А может, и были, да потерялись в войне. В детдом он попал мальчонкой и, конечно, ничего не помнил. Какая уж родня...
Но теперь, когда дети его росли и взрослели, Григорий часто думал о той поре, когда дочка и сын своими семьями заживут, в других городах. И вот тогда к ним можно будет ездить в гости. Да и у невестки, у зятя, конечно, будут родители, время-то мирное. Тогда можно и погостить. Он как-то жене рассказал, она смеялась и ругала его: "Дурной... Пусть они здесь живут, возле нас, в Москве, а ты их куда-то за тридевять земель гонишь... Тоже мне, отец..." Он спорить не стал. Но про себя все же думал, что хоть один да уедет.
И сейчас, в вагоне, когда поезд подходил к Волгограду, Григорий начинал волноваться. Он боялся опоздать. И потом, на автовокзале, нервничал: ему быстрее хотелось уехать, а не ждать здесь. Билетов на ближайший автобус не было, и он упросил шофера и ехал стоя. Отмахав тысячу верст, он не мог ждать последнего шага, каких-то пятьдесят - шестьдесят километров.
В Новом Рогачике, как раз на середине пути, много людей сходило, и тогда он сел в кресло и глядел в окно. А за окном стояла настоящая весна. Зеленело что-то в полях. И обочины начинали зеленеть. И в придорожных селеньях люди копали землю, что-то сажали, наверное картошку. И Григорий успокоился, понимая, что и нынче приехал вовремя, не опоздал.
Поселок, куда он спешил, стоял на Дону, но был невзрачным, незавидным: маленькие дома, грязные улицы, единственная нитка разбитого асфальта.
Но что поселок, что дома его...
От автобусной станции вела прямая дорога, в три квартала. Григорий быстро дошел, отворил ветхую калитку. На крылечке чемодан поставил и закурил.
Дверь была заперта на щеколду, значит, хозяйка во дворе. Григорий сел на крыльцо и курил, ожидая. Какая-то неловкость подступала, робость: как-никак, а приехал он в чужой дом.
- Приехал, Гриша! Опять приехал... - наконец раздался от сарая голос. Приехал...
Григорий встал, засмеялся, глядя, как спешит к нему, торопится старая женщина в теплом платке, фуфайке.
- Да вот приехал, тетя Варя... Примешь?
- Такого гостя да не принять, дорогого... - голос женщины дрожал, и она начинала плакать.
- Будет, тетя Варя, слезы-то лить... - успокаивал ее Григорий.
Они встречались уже который раз, пятую или шестую весну, но приладиться не могли вот в этом, первом шаге, в первые минуты встречи. Тут получалась какая-то заминка, неловкость. Обниматься им было не с руки, потому что они были совершенно чужими людьми друг для друга. И просто ручкаться - неловко, уж больно по-холодному. И потому они лишь здоровались, глядели друг на друга, говорили какие-то слова - тем и кончалась встреча. И нынче было как всегда. Постояли, тетка Варя всплакнула, Григорий курил. А дальше все шло как по писаному.
- Пошли, Гриша, в хату, - сказала хозяйка. - Прямо как ждала тебя. Щей нынче хороших наварила, со свининой. Тут по соседству кабана зарезали, ну, я и взяла немного. Да столько щей наварила, одной и за неделю не поесть. Значит, господь подсказал...