Первое письмо, напечатанное синими буквами, было коротким.
"Дорогой товарищ Караков! - говорилось в нем. - Посылаем. Вам заключение экспертной комиссии Международного почтового союза (оригинал на немецком языке и перевод).
С уважением
Черенцов,
эксперт Главной филателистической конторы".
Орька развернул второе письмо, на плотной блестящей бумаге. Он так торопился, что надорвал край листка. Перед нашими глазами зарябили ровные латинские буквы.
"Geehrter Herr Kirikoff", - прочитали мы и ничего не поняли, потому что в школе учили английский. На третьем листке оказался перевод.
"Уважаемый господин Кириков", - прочитал Орька и покраснел. - Ишь ты, господин! - сказал он. - Здорово придумали, черти!
"Уважаемый господин Кириков! Экспертная комиссия Международного почтового союза в составе г.г. Зеефельда, Хартвица и Блюма 28 апреля с. г. подвергла экспертизе найденную Вами марку, о чем был составлен специальный акт".
- Ого! - сказал Орька. - Специальный! - и посмотрел на меня.
- Давай быстрей, не тяни, - сказал я.
"Как было установлено комиссией, это действительно "Розовая Гвиана", как ее называют коллекционеры, но не подлинная, а талантливо подделанная знаменитым реставратором-филателистом Фурнье. Такие марки в филателистической практике называются "новоделами".
Мы переглянулись. Орькина рука с письмом опустилась на стол. На его щеках медленно остывали красные пятна.
- Орька, это все? - спросил я,
- Нет... - сказал он. - Там еще что-то написано.
- Дай посмотреть.
- Подожди, я сам.
"Присланный Вами "новодел" изготовлен, как было установлено, в двадцатые годы нашего столетия. Интересен тот факт, что коллекционерам мира не известно ни одной подделки "Розовой Гвианы". Таким образом, Вы являетесь первооткрывателем этого "новодела", который, хотя и не имеет исторической и коллекционной стоимости, указанной в каталогах, оценен Международной экспертной комиссией в 500 американских долларов".
Орька положил письмо на стол.
- Все? - спросил я.
- Все. Там дальше идут подписи, - сказал он.
- Что будем делать? Все-таки пятьсот долларов.
- Очень-то нам нужны эти американские доллары, - сказал Орька.
- А фотоаппараты? - сказал я.
Орька посмотрел на меня так, что я сразу понял, какой я дурак.
- Идем к Алексею Николаевичу, - сказал он.
* * *
Наша республиканская газета напечатала заметку о "Розовой Гвиане". Заметка называлась "Необычайная находка". В ней в двадцати строчках рассказывалось обо всем, что я здесь написал, и еще о том, что ученик шестого класса второй средней школы Орион Кириков подарил марку городскому краеведческому музею.
Орька купил сразу десять газет и из всех вырезал эту заметку. Одну из них он подарил мне.
УРОК ИСТОРИИ
В классе об этом по-настоящему никто не знает. Только я знаю все по порядку. Я с Борькой за одной партой сижу, а Борька в то воскресенье ходил в лес за дикой хурмой. Самая крупная хурма растет у Волчьих Ворот, за пемзовым рудником. Знаете, что такое дикая хурма? Не знаете? Ну, тогда и не объяснишь. В общем, немного похоже на грушевое повидло пополам с вареньем из облепихи.
В понедельник Борька принес в школу полные карманы хурмы и эту самую штуку. Меня-то в лес тетка не отпустила, заставила колоть дрова и убирать мусор во дворе. Она всю жизнь так: то двор подметай, то огород копай, то картошку чисти, то еще что-нибудь выдумает. Если с утра не успеешь сбежать, значит, все пропало.
В тот день на истории Владимир Николаевич рассказывал нам про походы Святослава. Слышали, как Владимир Николаевич рассказывает? Все будто в кино видишь: и красные щиты дружинников, и железные шлемы с переносьями, и тяжелые копья с наконечниками из булата. А впереди - сам Святослав. Панцирь у него тусклый, изрубленный, ручищи до плеча голые - это чтобы легче работать мечом. Как рубанет половца, так с одного раза от плеча до пояса. Вот как рассказывает Владимир Николаевич. Потом в учебник и заглядывать не надо, все само собой запоминается.
У Владимира Николаевича вместо левого глаза черная повязка и вся левая половина лица в шрамах. А волосы совсем белые, хотя он и не особенно старый. Это оттого, что он был на фронте. Однажды мы попросили его рассказать про войну, но он пожал плечами и сказал, что по программе мы до войны дойдем только в девятом классе.
- Князь Святослав спал прямо на сырой земле, накрутив на руку повод своего коня. Шлем он надевал перед самым боем, а иногда и совсем не надевал. Ел из деревянной миски, которую возил в мешке, притороченном к седлу...
И вдруг я перестал видеть Святослава и дружину, потому что Борька приподнял крышку парты, сунул руку в портфель и вынул из него здоровенную желто-бурую грушу. У меня даже слюнки потекли, потому что я знаю эти груши. Борька меня однажды угощал. Они растут у них в саду и, когда кусаешь, прямо брызгают соком.
Вынул Борька грушу из портфеля и повернулся ко мне спиной. Заслонил. Значит, один съесть хочет. Вот тебе и товарищ! Позавчера, когда я приносил семечки, я ему честно отсыпал полторы горсти и потом еще добавил немного. А он грушу один хочет съесть. Еще и заслоняет.
Я так обозлился, что ткнул Борьку кулаком в бок.
- Ты чего? - прошипел он.
- Дай откусить.
- Чего откусить? - спросил Борька.
- От груши.
- Вот чудак! - прошептал Борька. - И никакая это не груша, а граната.
- Какая граната?
- Самая настоящая. Боевая, - сказал Борька.
Я сначала даже не поверил.
- А где ты взял?
- Нашел в землянке, - сказал Борька. - В той, у Волчьих Ворот, знаешь?
Я опять не поверил:
- А ну покажи!
- Не лапай, не твоя, - сказал Борька и оттолкнул мою руку локтем.
- Врешь ты все, Борька, - сказал я. - Ту землянку я знаю, как свою комнату. Мы ее с Гришкой всю облазили. Там сейчас даже винтовочной гильзы не найти.
- Вы не нашли, а я нашел, - сказал Борька.
Вот везет человеку! Когда мы выковыривали из глинистой кручи пули на старом стрельбище, я нашел только три штуки, и то какие-то сплющенные, похожие на мелкие уродливые грибы... А Борька раскопал одиннадцать штук, тяжелых, блестящих и совершенно целехоньких, будто их только что вынули из патронов.