Суровая штука - бизнес. Больше всего мужчин гибнет не на войне, а в ресторанах Хельсинки и в сфере его большого бизнеса".
Темноволосая женщина взглянула на Мартти и вздрогнула. Скорее всего она не видела его, была поглощена своими мыслями и смотрела куда-то в пространство, мимо него, как обычно смотрят из окна на улицу. И задумчиво грызла карандаш. Она напомнила Мартти какую-то другую женщину, которую бы он должен хорошо знать и помнить. Но кого? А может быть, он где-то уже встречал эту? Она, наверное, сразу его узнала.
"У финнов отличная память на лица", - говорил один еврей-книготорговец. Во время войны он встретился с двумя лихими солдатами, они ошарашили его, окликнув: "Здорово, Эфраим, что слышно?!" Оказывается, лет двадцать назад они недели две отбывали вместе с ним воинскую повинность. Если какой-нибудь незнакомец обращается к тебе на "ты", надо его спросить: "Тебя как зовут?" Когда он ответит, например, "Вуоринен", можно сказать: "Это-то я знаю, я про имя спрашиваю". Так хоть наполовину спасешь репутацию своей памяти. В голове постоянно бродят всякие воспоминания и мысли - это поток сознания. Но на бумагу его не переложишь. Все изменится. "Само размышление еще не рождает мысли", - сказал Гете. Так что это такое - размышление? Эта женщина сейчас, видно, о чем-то думает. Сказать бы ей, как в романах и в кино: "Пятьдесят марок за вашу мысль", так ведь она ответит, что ни о чем не думает. Вот она натянула немного юбку на колени. Когда он однажды катался с Сиско в фургоне Лааксо и Сиско сидела впереди, а он рядом с ней, ноги Сиско отражались в выпуклом щитке кабины. Сиско этого не замечала. Если бы заметила, то, конечно, переменила бы позу.
Ляжки у нее длинные и плотные.
В Лахти лежал снег - сантиметров пять толщиной, не меньше. Мартти вышел в город через здание вокзала. Спускаясь с горки, он прошел мимо того места, где у него летом вырвалась накидка от дождя, которую Сиско дала ему. Он в первый раз узнал, что значит держать такую накидку. При небольшом ветре она поднимается и опускается, словно воздушный змей. И вот налетел порыв ветра и вырвал ее у него из рук. Накидка полетела куда-то вдоль улицы, а метров через тридцать опустилась на плечи двух мужчин. Сиско смеялась.
Возле банка он свернул налево, пошел вдоль Алексантеринкату, дальше тянулась кривая улочка, в конце которой виднелась церковь, похожая на сельскую. По улице шла та самая женщина, которую он разглядывал в поезде. Он даже приподнял шапку, такой она показалась ему знакомой. Женщина шла впереди него, словно по прямой линии, и швы на ее чулках вытянулись ровно, как стрелки. У нее была царственная осанка, и люди невольно расступались, давая ей дорогу.
В буфете автовокзала он выпил кофе. Через дверь в зале ожидания виднелась большая пальма. Такая большая, что казалась высокой даже издалека. В глубине ресторана стояла еще не наряженная елка, но электрические свечи на ней горели.
Когда он вошел в автобус, он снова увидел ту красивую темноволосую женщину - она сидела сразу за креслом водителя. Он опустился на первое сиденье, размышляя о том, что хорошо бы время от времени справляться у водителя, чтобы не прозевать своей остановки. Дверь была открыта, мороз покусывал щиколотки. Водитель вскочил в автобус так, что машина качнулась. Он обтер рот тыльной стороной руки, сел и, прежде чем они тронулись в путь, поглядел в зеркальце на пассажиров.
На длинном прямом перегоне они нагнали трех гончих собак, которые мчались посреди дороги. Метрах в ста впереди собак бежал заяц. Пассажиры оживились, стали приподниматься со своих мест, спорить. На повороте собаки понеслись по обочине, и водитель на полной скорости проехал мимо них. Пассажиры услышали собачье повизгивание. Машина почти нагнала зайца, но тут показался лес, заяц огромным прыжком махнул туда и скрылся. Собаки продолжали мчаться вслед за автобусом. Только после того, как сошла молодая пара с ребенком, собаки нагнали автобус и с лаем пролетели мимо. Когда автобус снова тронулся, они уже возвращались, перебегая с одной стороны дороги на другую.
Темноволосая женщина сошла на той же остановке, что и Мартти. Предстояло пройти по шоссе два километра. Женщина снова шла впереди него. Это было так же верно, как то, что следы ее каблучков отпечатывались на твердом снегу. Уже стал виден дом Сиско, до него оставалось полкилометра. Когда женщина вдруг свернула с дороги и вошла в тот же самый двор, Мартти подумал, что он ошибся домом, но Сиско уже махала ему рукой с крыльца. Она была в белом переднике, и щеки у нее были румяные, как у куклы. Сиско повернулась и первая вошла в дом. Наверное, чтобы избежать его объятий. В деревне это не принято.
Спутница Мартти была уже в прихожей. Она сняла пальто и сапожки и расхаживала по дому на цыпочках. Сиско познакомила их. Это была ее сестра. Она подошла к раскрытой в комнату двери и весело позвала:
- Хей!
- Пойдем и мы, - позвала Сиско.
Хозяйка, зажав миску между коленями, со строгим лицом месила тесто. Прежде чем подать руку Мартти, она вытерла ее передником. Хозяин, в меховой шапке и в очках, сидел в кресле. Высокий, еще темноволосый и суровый на вид человек. Поздоровавшись, Мартти сел на ящик, обитый по углам железом. Сиско ходила взад-вперед (из кухни в комнату и обратно), осторожно переступая порог. Она накрывала на стол.
- Вы изучаете химию? - почтительно обратился Мартти к сестре Сиско, вспомнив про молекулы в книге.
Она сидела за столом и обеими руками пыталась собрать роскошные темные пряди волос, расческа была зажата во рту.
- Да, - прозвенел ее голос, а может быть, зубья расчески, Мартти не смог различить.
Рождественская елка стояла еще не наряженная. На столе в открытой коробке лежали украшения.