Выбрать главу

Посреди комнаты расположились три кресла с высокими спинками, как бурые медведи, присевшие на задние лапы. Передние застыли в воздухе. Картина, висевшая на стене, изображала Выборгскую крепость. Это была, видимо, фотография.

- Вы что, родом из Карелии? - крикнул я в пустоту дома.

- Я сейчас приду, - чисто и звонко прозвучал ее голос, а мне показалось: в белом лесу скачет белая лошадь, звеня бубенцами. Еще мгновенье - и незнакомка появится в чем-то светлом и легком. Но она вошла в пальто и вязаной шапочке. Тут только я заметил, что на шапочке забавно болтается помпон. Женщина решительно направилась к выходу и с шумом распахнула дверь настежь. Затем она выключила свет в прихожей и зажгла его на лестнице. Пока мы спускались, я почему-то не мог выдавить из себя ни слова. Наконец мы выбрались на улицу, над которой, словно в воздухе, повисли яркие лампочки.

- Давайте пойдем пить кофе. Здесь есть поблизости бар?

- Спасибо, я почистила зубы, мне в шесть надо быть у зубного.

- Но сейчас только пять.

- А мне нужно еще дочитать рассказ, я его в прошлый раз начала. У врача в приемной такие древние журналы, которых больше нигде не встретишь.

- Завтра вечером хороший спектакль в Национальном театре, хотите пойти?

- А у меня послезавтра экзамен по геометрии. Я был потрясен.

- Вы что, еще учитесь в школе?

- Конечно.

- В вечерней?

- Не-е, в самой обычной.

- Геометрия - очень трудный предмет, - еле выдавил я.

- Знаю, я обязательно пару получу.

- У вас, наверное, гуманитарный уклон?

- Никаких уклонов у нас пока нет.

- В каком же вы классе?

- В третьем {Соответствует седьмому году обучения в наших школах.}.

- Что же это? Выходит, вы в каждом классе оставались, - предположил я.

- Ничего подобного! - обиделась она. - Но вот на этот раз я точно останусь.

- Почему?

- Математик меня ненавидит.

- За что, если не секрет?

- А я ему глазки строю, когда он мне мозги сушит. Возле трамвайной остановки мы расстались.

- До свидания, - мрачно сказал я.

- Хей! - она весело помахала рукой.

Я кое-как влез в вагон. Водитель и кондуктор стояли на тротуаре и курили. Потом они погасили окурки, с такой яростью втаптывая их в землю, как будто давили змей.

Серебряное крыло

Перевод В. Смирнова

I

Сосед по комнате был светловолосый парень из Оулу, еще и н втором году обучения говоривший "Знаешь?" вместо "Знаеш ли". На рождество сосед отправился домой. Он остался. О южанин. Он никогда не спрашивает: "Знаешь ли?" - а всегда готов поговорить - о том, что знает, и о том, чего не знает.

В сочельник около полудня он сидел в комнате за письменный столом и курил. Стол стоял у окна. Койки стояли у боковых стен. Койка товарища была продавлена, он, как стары постоялец, выбрал себе койку пожестче. Покрывала на обеих были одинаковые, желто-коричневые, цвета осенних листьев. В солнечные дни - желтые, в хмурые или осенью - коричневые. Он подошел к кровати товарища и разгладил складки н покрывале - иначе все так и осталось бы на целых три недели. Потом стал смотреть в провал двора, где еле-еле можно был разглядеть уголок асфальтовой площадки. Из окна видны был десять кухонь: бутылки молока между стеклами, пачки масла на каждом балконе - елка. Хозяйская елка стояла в прихожей Ее запах был слышен в комнате и напоминал о необъятном еловом лесе, который начинается у городской окраины и простирается до Тихого океана. Хозяйка пошла в молочную, взяв с собой обоих ребятишек - мальчик будет у нее на руках, девочка понесет покупки. Он дал знать Эйле по телефону. Эйла обещала прийти. В ящике стола лежал сверток с подарком - серебряная брошь, он отдал за нее четыре тысячи марок. Он была похожа на птичье крыло, с зеленым камнем в середине.

У них был условный звонок - четыре коротких, быстро один за другим. Эйла была в шапочке, руки полны свертков. Она бросила свертки на одну кровать и присела на другую пере вести дух.

- Умираю, - сказала она.

Терхо открыл окно.

- Который час? - спросила Эйла.

- Пять минут первого. Сними пальто.

Было десять минут первого. Когда он снимал с нее пальто, Эйла, не вставая, старалась облегчить ему задачу. Так полицейские удерживают арестованных, подумал Терхо. Руки в рукавах заводят за спину. Он глядел на затылок Эйлы. Женщинам просто невдомек, какие красивые бывают у них затылки. Это у женщины всегда самое красивое, какой бы красавицей или дурнушкой она ни была. А если затылок скрыт прической, он и тогда все равно красивый. Терхо повесил пальто на крючок у двери. Крючок не выдержал и вывалился из стены вместе с куском штукатурки величиной с кулак. Это было по меньшей мере уже в пятый раз. Он положил пальто на стол.

- Поезд отходит в половине первого, - сказала Эйла.

- Знаю. Корсо - ужасное место. Всякий раз, как я проезжаю мимо и вижу это сделанное из кустов изогнутое название там на склоне, слева от пути, мне хочется выскочить из поезда и разорвать его. Хотелось еще до того, как я познакомился с тобой. У меня было предчувствие.

Эйла сматывала бечевки, которыми были перевязаны свертки.

- Почему ты не поехал на праздники домой? - спросила она.

- Послал открытку, сказал, что остаюсь здесь. Меня очень звали одни знакомые.

- Ты их огорчишь.

- Ты приедешь завтра. Это решено.

- Это ты так решил.

- Да. А что, не приедешь? Ведь ты обещала.

- Поезда не будут ходить, но можно приехать и на автобусе. А у тебя есть еда? Если нет, беги скорее в магазин. А то ведь закроется.

- Есть.

- Где? Покажи.

- Все у хозяйки в холодильнике.

- Это правда?

- Да, да, - сказал Терхо и подал ей пальто. Волосы попали под воротник, и он высвободил их. Эйла вдруг обернулась. Они поцеловались и пошли. Терхо нес свертки и, проходя через переднюю, потихоньку привязал свой подарок к общему вороху.

Они вышли из ворот на улицу и поглядели по сторонам. Дома стояли ровной шеренгой, словно прятались друг за друга.

Трамваи, автобусы, люди на вокзальной площади как будто устремлялись все в одно место. Терхо и Эйле казалось, что он совсем особенные, не то что другие, что люди - это вот те другие, что именно те - люди, а не они.