— И что, станции-то эти, 856-е, все время работают?
— Ну, не все время... Иногда выключаем, если на УКВ хороший прием. Связь-то, она нужна всегда!
— Ясно, — сказал Ковбой и оглушительно щелкнул замками «скайларка», — классные вы хлопцы, но я к вам больше не поеду.
— ??
— Станции-то самолетные! А самолеты, ребята, ни у нас, ни у самых продвинутых америкосов по десять дней, не вынимая, в небе не летают! Я сейчас перед вашей техникой долго за вас извинялся и все ей объяснил. Надеюсь, потерпит какое-то время... Аривидерчи!
Оставленный Ковбоем блок «Мальборо» (это правда) прожил на корабле полтора года. Как только радиостанция Р-856 начинала подавать признаки раздражения, вахтенный радист тут же выключал ее, доставал из сейфа сигарету и прямо в посту закуривал «привет из страны свободы». И серенькая железяка почему-то сразу переставала выкобениваться. Все остальные сорта и даже вполне оригинальные «Мальборо» из фри-шопа в порту были ей глубоко по барабану. И я до сих пор не знаю, что здесь причина, а что следствие — то ли Спец был хороший, то ли авторитет, если он не дутый, держится на мелочах. Станция, наверно, знает ответ. Эх, как бы спросить?
ДЕНЬ НАКАНУНЕ РОЖДЕСТВА
Есть у нас такая традиция — мордой в салат. Не то чтобы постоянно, но через это дело прошел каждый русский морской служивый. Страшного ничего тут нет — ты весело напиваешься, потом столь же весело себя ведешь, прыгая по ситуации: то по столам со стульями, то вокруг елочки — ух, как мы на Новый год нажрались-то, или, например, через фальшборт. А потом, на утро, смотришь — остальные, кто может коситься, все косятся — ну ты вчера дал! А чё дал-то? Вернее, чё я-то? Вон ЗНШ всем проходящим дамам говорил покровское «ой, какие документы!» И проверить пытался. Документы. А я-то так...
На прошлый год случилась такая оказия. Собирали одного меха в отпуск. Как раз под Рождество. Ну, он дела-то сдал, деньги получил и хотел было ускользнуть — лететь далеко, в Омск, что ли. Однако поймали. Он только: «Ребята, помогите вещи-то собрать, у меня самолет через три часа». А мы ему — да ладно, не бойся, давай начнем, а вещи соберем по ходу.
И начался керогаз. Кирогаз. Бронебойный, так сказать, потому что закуски у меха дома было мало. А в Омске его ждали жена и теща. И мех купил подарки и той и другой, на Рождество и Новый Год, и заботливо завернув их, положил на видное место. А где у него видное место, не сказал. Сказал только, что подарки надо положить наверх, чтоб не помялись. И что их много.
И вот когда стало ясно, что мех сам уже годится только для исполнения требований РБЖ НК-82 в качестве раздвижного упора и вот-вот его статус в этом деле упадет до уровня ленточного бугеля, а также было осознано, что самолет уже почти взлетел, начались экстренные сборы под руководством, как обычно, старпома.
Старпом, он, конечно, несовместим с частым оставлением корабля. То есть освобожденный от тесных объятий железа старпом все равно остается человеком деятельным, ведь привычка для русского человека — все. И старпом, если он старпом, тут же вспоминает про задушенную не до конца инициативу и берет все в свои руки. Поэтому либеральный, душевный командир — это в прошлом старпом, которому случилось выпустить пар осмысленной деятельности, совершенно невозможной в строгих рамках Корабельного Устава.
Так что старпом командовал, мы подчинялись. Все было сделано быстро и эффективно, все успели куда надо.
Когда самолет сел в Омске, мех, наконец, проснулся. Томный голос стюардессы сообщил, что за бортом минус тридцать семь, без осадков. Мех отстегнул ремень и принялся возиться с молнией куртки, которую заело попавшей в нее майкой. Между курткой и майкой, как оказалось, на всем протяжении торса ничего нет. Немного напуганный неожиданным открытием мех закутался в куртец и, шатаясь, прошел на выход.
А от кромки летного поля ему махали теща и жена.
Прямо на здоровенной меховой сумке с пристегнутой багажной биркой, смущенно улыбаясь, лежал промерзший букет алых роз, в глубине которого скукоженно молчала промасленная бумажка с твердым почерком старпома: «Это — теще». Впитав в себя все восемь зимних километров над русской землей, букет в принципе был готов к забиванию гвоздей непосредственно в бедную мехову голову.