Настоящий рядовой Вельо Оякяэр отыскался через полчаса, в тенистых зарослях ежевики, буйно разросшейся вокруг аэродрома. Компанию горячему эстонскому парню составляли наполовину опустошенная банка доброго кахетинского и корзина фруктов. Сладострастно постанывая, белобрысый гедонист вгрызался в истекающую соком спелую грушу и чавкал так, что не слышал ничего вокруг. Собственно, только благодаря этому чавканью взводный его и разыскал.
— Оякяэр! — коршуном налетел на бойца старлей, — Какого ... здесь делаешь?!
— Я-аа, — невозмутимо отозвался эстонец, отбрасывая обсосанный огрызок.
— Чего — «я»?!
— Та. Я финофат, тофарищ старший лейтенант. Угошчайтэсь, пошалуйста, — с норманнским достоинством протянул он взводному корзину с плодами Кахетии, деликатно задвигая ногой банку назад, в ежевичные заросли.
— Я тебе щас так угощусь, урод!! Вельо, зараза, ты ваще соображаешь, что сделал?!
— Та, воопшче я понимаю. Так нельзя.
— Так какого хрена?!!..
— Ну. Мальтшик просил.
— А в жопу поцеловать его он не попросил?
— Не-эт. Тато — хороший мальтшик, фы ше его снаете...
— Ну блин, Оякяэр, ты в самом деле такой в голове тупой или прикидываешься?! А если б он разбился на хрен?
— Ну. Как пы он распился? Парашют он хорошо уклатыфает, фее этапы уклатки проферяли. И фы, и тофаришч капитан. Парашют натёшный, фы ше сами гофорили — как фаленок. Насемную потготофку он всю прошел — с нами фместе. Как пы он распился?
— На хрен, — плюнул старлей, — все разборки с поддатым бойцом — после его вытрезвления, даже в уставе это написать не постеснялись, и правильно сделали.
— Шагом марш к роте, — рыкнул он и побрел следом за эстонцем, с трудом удерживаясь от мучительного желания засандалить доброго пинка по его поджарому заду.
Гадский край, — скрипел зубами старлей, — даже эстонцы тут в раздолбаев превращаются. За банку вина продался, ссскотина!
Увидев их, капитан все понял без лишних слов. Да и что тут было непонятного? Ну, попал эстонский парень с лесного хутора на юг, и что он тут видел? Казарма, да стрельбище, да караулка, да аэродром. Ну, на учениях еще может местными красотами полюбоваться, да и то вряд ли — носятся они на этих учениях, что твои лошади, да еще навьюченные, что твои ишаки. Какое уж там любование, до койки в казарме доползти бы... Так два года и пролетают. И тут подваливает такой вот шкет с банкой винища и корзиной жратвы: дяденька, одолжи парашютик прыгнуть. Да эх, однова живем! Хоть пару часов пожить как на курорте, а там и на гауптвахту не страшно, хоть будет что вспомнить. Да и насчет гауптвахты — еще вопрос.
Чего уж там — не вякни этот балбес так по-дурацки этот доклад, да хрен бы кто чего заметил. Ну да, положено докладывать, да все эти доклады нормально игнорируют. А проверяющие и не требуют — кого угодно достанет, когда весь день одно и то же в ухо орут. И от проверки это отвлекает. Короче, перестарался студент. А где он, кстати?
А невезучий Дато (уже без парашюта) все топтался рядом, ел капитана глазами больного спаниеля и все надеялся на чудо.
— Ты еще здесь? — изобразил капитан удивление и решил больше не орать — может, так лучше дойдет.
— Дядя Саша, ну, пожалуйста...
— Все, парень, отставить разговоры. Не положено.
— Почему не положено? — голос Дато уже начал позванивать слезами безнадеги.
— Потому. Правила. Закон. — изобразил кэп неприступную скалу.
В отчаянии Дато сел где стоял и принялся лупить кулаком по траве, изливая переполнявшие его чувства. Вот так-то оно лучше будет. Капитан придавил каблуком окурок и направился к своему парашюту — предстояло еще поработать выпускающим.
Прыжки в этот день прошли ровно и без задержек. И безо всяких происшествий вроде зависаний на деревьях или вывихнутых ног. Аж беспокойство внутри закопошилось — ну ведь не бывает так, чтоб все так гладко шло...
Десантировав последнюю роту, вертолетчики повели «шестерку» на посадку. Теперь — час передыху, вкусный обед (десантура всегда угощала летунов как лучших гостей), а потом — крайний подъем, выброска спортивной команды и — уже без посадки — к себе на базу.
И тут на аэродроме появилась «шишига» соседнего аэроклуба. Ну, в общем, это было обычным делом, хотя и не вполне законным, откровенно говоря. А что делать? Друг другу помогать надо. Вертолет отработает свои две недели и улетит. А у тебя в части еще с полсотни человек программу прыжков не выполнили — тот в отпуске был, тот из нарядов не вылезал, тот в командировке проторчал — жизнь. А не выполнит офицер или прапорщик прыжковую программу — год за полтора не засчитывается — обидно, да. Ну, что делать? Собирает пэдээсник[11] всех таких недобитков да и везет в гражданский аэроклуб — выручайте, мужики. Ну, а когда в часть вертолет прилетает, так те своих курсантов привозят: им тоже лишнюю горючку никто не даст, а бензин для «аннушек» лишь один завод в стране гонит, и с ним вечный нехватеж. Так вот и приходится крутиться, а что поделаешь? Если все по правилам делать — так вообще ни черта не будет.