Питер безмятежно хмыкнул.
Зеленая дверь затворилась… Затем приотворилась снова — совсем чуть-чуть на этот раз.
— Ой, боюсь, — сказал Питер.
Дверь не изменила своего положения, и вскоре до него донесся напряженный прерывистый шепот:
— Какой-то парень…
— Что он делает?
— Сидит, смотрит.
— Хоть бы он убрался поскорей. Нам надо раздобыть еще бутылочку.
Питер прислушивался, пока эти слова не проникли мало-помалу в его сознание.
«А это, между прочим, интересно», — подумал он.
Он был заинтригован. Он ликовал. Он чувствовал, что наткнулся на какую-то тайну. С нарочито небрежным видом он поднялся со стула, обошел вокруг стола, затем сделал неожиданный поворот и дернул на себя зеленую дверь, из-за которой в комнату ввалился рядовой Роуз.
— Мое почтение, — сказал Питер.
Рядовой Роуз выставил одну ногу немного вперед, приготовившись не то к схватке, не то к бегству, а быть может, и к переговорам.
— Мое почтение, — вежливо повторил Питер.
— Здорово.
— Могу я предложить вам стакан вина?
Рядовой Роуз испытующе поглядел на Питера — не хочет ли тот поднять его на смех?
— Не откажусь, — сказал он после некоторого размышления.
Питер пододвинул стул.
— Присаживайтесь.
— Я тут с приятелем, — сказал Роуз. — Он там. — Роуз указал на зеленую дверь.
— В чем же дело, давайте его сюда.
Питер шагнул к двери, распахнул ее и пригласил к столу рядового Кэя, который имел весьма недоверчивый, неуверенный и виноватый вид. Подтащили к столу стулья, и все трое уселись поближе к вазе с крюшоном. Питер поставил перед каждым высокий бокал, открыл портсигар, предложил гостям папиросы. Все это было принято, хотя и с опаской.
— Ну, а теперь, — сказал Питер небрежно, — не могу ли я полюбопытствовать, почему вы, джентльмены, решили избрать местом своего отдыха это помещение, обставленное, насколько я мог заметить, главным образом швабрами? И почему в то время как человечество уже достигло той стадии прогресса, когда стулья фабрикуются в количестве семнадцати тысяч штук ежедневно, исключая воскресенья, вы… — Он сделал паузу. Роуз и Кэй смотрели на него, разинув рты. — Могу я предложить вам вопрос? — продолжал Питер. — Почему для своего отдохновения вы предпочли использовать предметы, предназначенные для переноса воды с одного места на другое?
Тут Роуз поддержал беседу, издав какое-то мычание.
— И, наконец, — закончил Питер, — не будете ли вы так добры объяснить мне, почему в этом здании, столь красиво увешанном колоссальными люстрами, вы решили скоротать вечерок под одной немощной электрической лампочкой?
Роуз поглядел на Кэя, Кэй поглядел на Роуза. Они рассмеялись. Они загоготали во всю глотку. Стоило им поглядеть друг на друга — и они хватались за бока. Но они смеялись не тому, что сказал этот парень, они смеялись над ним. По их мнению, человек, изъясняющийся таким языком, либо совсем спятил, либо пьян в стельку.
— Вы из Йельского, ребята, как я понимаю? — спросил Питер, допивая свой бокал и наливая новый.
— Не-е.
— Вот как? А я было подумал, что вы с того подготовительного отделения университета, которое именуется Шеффилдской общеобразовательной школой.
— Не-е.
— Н-да. Жаль-жаль. Значит, вы из Гарварда и решили сохранить свое инкогнито в этом сине-фиолетовом раю, выражаясь языком газет?
— Да нет, — презрительно протянул Кэй. — Просто мы тут поджидали одного человека.
— А! — воскликнул Питер, поднимаясь и наполняя их бокалы. — Очень интересно. Свидание с коридорной, так, что ли?
Это предположение было единодушно и с негодованием отвергнуто.
— Все в порядке, — заверил их Питер. — Не смущайтесь. Коридорная ничуть не хуже всякой другой дамы. Вы помните, как говорил Киплинг насчет Джуди О’Грэди, которая без платья не хуже любой леди?
— Ясно! — сказал Кэй, осклабившись, и подмигнул Роузу.
— Возьмите меня, к примеру, — продолжал Питер, осушая свой бокал. — Я прибыл сюда с девушкой, которая оказалась кривлякой. Такой чертовой кривляки я еще отродясь не видывал. Не захотела поцеловать меня, а почему — абсолютно непонятно. Я был совершенно уверен, что она сама хочет со мной целоваться, — она все время так себя вела, — и вдруг на тебе! Точно холодной водой окатила. Куда идет наше молодое поколение, спрашиваю я вас?
— Да, черт возьми, не повезло тебе, — сказал Кэй. — Здорово не повезло.
— Еще как! — сказал Роуз.
— Выпьем? — предложил Питер.
— А мы тут в драку попали, — сказал Кэй, помолчав. — Только не дошли, далеко была.
— В драку? Вот это дело! — воскликнул Питер, покачнувшись и плюхаясь на стул. — Бей их! Я был в армии.
— Большевика какого-то поколотили.
— Вот это дело! — восторженно повторил Питер. — А что я говорю? Бей большевиков! В порошок их!
— Мы американцы! — заявил Роуз, желая выразить этим свой стойкий, воинствующий патриотизм.
— Правильно! — сказал Питер. — Величайшая нация на земле! Мы все — американцы! Выпьем!
Они выпили.
В час ночи к «Дельмонико» прибыл сверхмодный джаз — поистине сверхмодный, даже в эти дни сверхмодных джазов, — и музыканты, с дерзким видом рассевшись вокруг рояля, приняли на себя утомительную задачу — поставлять музыку для веселящегося студенческого братства. Управлял джазом знаменитый флейтист, прославившийся на весь Нью-Йорк тем, что играл на флейте популярные джазовые мелодии, стоя на голове и дергая плечами в ритме танца. Когда он проделывал этот фокус, в зале гасились все люстры, и только два луча прожектора прорезывали тьму: один был направлен на флейтиста, другой, переливаясь всеми цветами радуги и отбрасывая на потолок дрожащие, причудливые тени, бродил над толпой танцующих.