И сначала налетел Добуш на дом р. Арье, потому что его дом на околице. И все домочадцы р. Арье, что были в дому у р. Арье, разбежались, спасая души свои, ибо напал на них страх Добуша, и бежали, а р. Арье стоит себе у стола и освящает субботнее вино.[36] И сказал Добуш р. Арье: что стоишь? И не ответил р. Арье Добушу ни слова, потому что освящал вино р. Арье, а нельзя евреям слова молвить во время освящения субботы. И опустил Добуш руку на клинок, и выхватил клинок из ножен, и ударил Добуш р. Арье по руке. И плеснуло вином из бокала на меч Добуша. И не мог Дббуш пошевелить клинком. И вновь и вновь пробовал Добуш, не зная, что в этот день ушла сила клинка.
И покоился клинок весь вечер субботы и весь день субботы, пока не вышли звезды и ушла суббота. А р. Арье сидел в кресле, и руки омыл, и отпил, и над хлебом благословил Дающего хлеб, и дал Добушу,[37] и ел сам. И Добуш благословил[38] р. Арье и ушел.
И встал Добуш после едова и после пития, и вернулся он со своими молодцами в горы, и по дороге грабили они всех встречных, затем, что удальцы люди Добуша, и в руке у Добуша клинок, что дал Ангел Смерти Добушу, ни днем, ни ночью не опочит клинок. Лишь из субботы в субботу, в день седьмый, когда почил Господь, как освятится субботний вечер, покоится клинок в руке Добуша, потому что пролилось на него освященное вино, когда пришел Добуш в субботний вечер к рабби Арье, и не шелохнется клинок до исхода субботы.
ТРИ РАССКАЗА ПОДЛИННЕЕ ПРО СТРАНУ ИЗРАИЛЯ
ДЕЯНИЯ ПОСЛАНЦА ИЗ СВЯТОЙ ЗЕМЛИ,[39] ДА ВОЗВЕДЕТСЯ ОНА И ОТСТРОИТСЯ
Однажды занесло меня в один из городов земли Польской. Пришел я в город, но ни души не встретил. Шел я от улицы к улице и от торга к торгу и вижу – все лавки закрыты. Стою я и дивлюсь, и недоумеваю, и прикидываю: ведь день еще велик, почему же все лавки заперты и затворены, почему ни ноги на торгу? Не дай Бог, наслали власти лютую кару на народ Израиля и те собрались в мидрашах[40] и душу отстаивают в молитве, а может – со счету дней сбились и будний день за праздник сочли? Пока я так стоял, услышал я рыданья. Пошел в ту сторону и пришел в мидраш и вижу: там полно сынов Израиля, окутаны в талиты[41] и украшены филактериями, и лица их как факелы; сами стоят в слезах на коленях и бьют себя в грудь и приговаривают: горе нам. И лишь слышат они, как слово «Иерусалим» выходит из уст проповедника, с превеликим рыданием падают они ниц, пока филактерии на голове не заблестят от слез. А вокруг ходит служка с большой кружкой для пожертвований в руке, а на ней написано: «На страну Израиля», и все бросают в нее – кто гривну серебра, а кто и золотой. И так потрясло меня это зрелище,[42] что волосы стали дыбом, и не нашел я в себе сил спросить, что это и почему это. Подумал я, если это смертные люди, так сказано ведь: "Удержи твой голос от рыдания[43]" (Иеремия 31:16), а если ангелы они, то и ангелы, и серафимы гимны поют, а не плачут. Подождал я, пока не окончат молитву. А как завершили молитву, встрепенулись они, как орлы в гнездах, и вынули книги из ковчега. И кто сидит и учит Талмуд, а кто сидит и учит Мишну, и читают они законы о святости и чистоте Храма голосом, промытым слезами, и очень я этому удивился, что все занимаются законами о святости и чистоте[44] Храма, а не главами о вреде и ущербе, как принято у польских евреев. И даже люди, что по лицу не похоже, чтоб постигли до конца мысли учителей наших, – и те учат Закон восхищенно и радостно, так что слова выходят у них изо рта, как гимны и песнопения.
И очень полюбился мне их голос, как путнику в пустыне, что слышит птичье пение, хоть и не видит селения, но уже радуется его сердце, потому что понимает – близки дома, сады, апельсиновые рощи. И как увидел я такое рвение, так и не мог собраться с духом спросить, в чем дело. Если чеканят корону царскую[45] и прервет кто работу чеканщиков, не на его ли голову падет вина? Тем временем спустилась ночь. Сели все в прах и вознесли горестные молитвы о Сионе, пожранном огнем, и так сидели они, объятые ужасом и страхом и дрожью великой, так что чуть с душой от горя не расставались, пока старик один не принес вина и калачей, и выпили они за то, чтобы в будущем году быть в Иерусалиме. И так шел этот старик от одного к другому, пока не дошел до меня. Налил он мне вина и дал медовый пряник и протянул руку, чтоб принять здравицу. Тут схватил я его за руку и воскликнул: клянусь, что не отпущу тебя, пока не ответишь на мой вопрос. Сказал он мне: спрашивай, сыне, спрашивай. Спросил я: почему это собрались вы в доме молитв с таким превеликим плачем? Ответил он мне: а где же собираться Израилю, если не в домах молитв? Сказал я: это ты хорошо сказал, что где, мол, Израилю и собираться, если не в доме молитв, но я-то что спрашивал? Про рыдания ваши спрашивал. Возвел старец веки и спросил: не из этих мест будешь? Не из этих мест, ответил я. Откуда же ты, спросил он. Сказал я ему, что из Иерусалима я. Как услышал он, что я из Иерусалима, схватил он меня в объятия и закрутил по всему мидрашу, восклицая: иерусалимец с нами, иерусалимец с нами, – и усадил меня на почетное место. И все разом воскликнули: в добрый час, в добрый час. И все кинулись ко мне, и ну жать мне руку, и ну обнимать. Тут воздал я хвалу Господу, что дал голос Иакову, а руки – Исаву,[46] потому что если бы он дал и руки Иакову, то ничего бы от меня не осталось, кроме, может, мизинца.
Сказал я им: диво дивное, это место – просто диво какое-то, пришел я в город – а там ни души, пришел в дом молитв – а в нем полно. Сказали мне: погоди, и про не такие чудеса услышишь. Сказали друг дружке: сейчас кинем жребий, кому выпадет честь принимать иерусалимца за своим столом. Сказал им тот старец: зачем бросать жребий, кто даст больше всех на бедняков страны Израиля, тот и примет его у себя. И тут же стали продавать меня с публичного торга, как какую диковину. И один кричит: даю 18 золотых, ибо 18 – это «жизнь», если азбуку на цифирь[47] переложить, а другой кричит: даю 26 – это имя Божье по цифири, а третий добавляет до 32 – супротив 32 путей постижений истины, а еще один увеличивает до числа «Сион» по цифирной азбуке. Вскочил тут один и говорит: ставлю, как число всех букв имени «Ерусалим». И развязал мошну, и вытащил полный вес слова «Ерусалим» по цифири. Но тут вскочил другой против его и воскликнул: как же можно забыть букву «И» в слове «Иерусалим»? Ведь эта буква «И» – как в имени ГосподИ, мИлостивый, СпасИтель, как в словах Израиль и мИр. Пропадает буква «И» – и не будет ни мира, ни милосердия, ни спасения, – не нам, не нам, а врагам Израиля такое! Вот даю я полный вес слова «Иерусалим» по цифрам, и гость – мой. Тут же отсчитал он золотые и потянул меня за руку – купил, значит, как по обычаю: пока не сдвинет человек покупку с места – не завершена сделка. Сказал я: братец, убери руку, слава Богу, не к пиратам я попал, чтоб продавали меня с торгов, и не такой я праведник, чтоб ко мне относилось сказанное: "Продают праведника за серебро[48]" (Амос 2:6). Если б не видал я раньше ваших слез, решил бы, что потешаетесь надо мной. Почему? Сказал я им: сколько бедолаг есть в Иерусалиме, что им и есть нечего, потому что гроша за душой нет, сколько человек от голода вспухло в Стране Живых в Сионе, сколько умерло в Иерусалиме от голода, потому что гроша нет, а евреи рассеяния не помнят о них. И если посылают посланца по городам рассеяния собирать на бедняков Страны Израиля, то сколько он порогов обобьет и сколько поклонов каждому отобьет, чтоб преисполнились жалости, но не преисполнятся, потому что благотворители эти, как каменья,[49] далеки от подаяния. А тут я пришел к вам; а вы спорите из-за меня, как опять же каменья из-за праотца нашего Иакова, мир праху его. Как услыхали это, горестно вздохнули о покойном праотце Иакове, мир праху его. Как услыхали это, горестно вздохнули и сказали: нет ума пуще опыта, если бы понимали евреи рассеяния, то посадили бы вас в карету и золотыми червонцами осыпали б. Сказал я им: не только не уняли вы моего удивления, но лишь прибавили к нему, и клянусь я Тем, Кто воцарил имя Свое в Иерусалиме, что не тронусь с места, пока не ответите на все мои вопросы. И ответили они мне: раз ты заклял нас Тем, кто воцарил имя Свое в Иерусалиме, разве можем мы не поступить по-твоему?
36
…освящает… вино. – Одно из центральных событий празднества субботы: освящение вина и хлеба, то есть благодарение и славословие Господа, Творящего плод лозы и Извлекающего хлеб из земли. Сначала благословляют Творящего плод лозы и пьют вино. Но хлеб все же важнее вина, и, чтоб он тем временем не обиделся, его покрывают салфеткой на время освящения вина и открывают лишь потом. Эти два благословения – вина и хлеба – настолько неделимы, что нельзя прерываться меж ними. Благословляющий даст вина и хлеба застольным гостям – в данном случае Добушу.
37
…и дал Добушу… – так кончаются и другие варианты этой легенды, а их немало. В книге "Врата хасидов" рассказывается, что поразил Добуш праведника, и хлынула его кровь, и сказал р. Арье: пусть будет моя кровь искуплением и выкупом за кровь прочих горожан, и тогда Добуш внезапно покаялся в своем грехе, и сел за стол, и отведал хлеба и вина, и с тех пор никогда не вредил евреям. Другой рассказ о нем связан с Бештом: когда Бешт скрывался в лесу у Карпатских гор, он жил простой жизнью – рубил дрова и носил их беднякам и лечил больных одним прикосновением, не отказывал и иноверцам. Все тамошние горцы почитали Бешта за святого. Когда ворвался Добуш со своими молодцами в дом к р. Арье, занес уже клинок над ним, но не прекратил р. Арье благословения, лишь сказал слова молитвы "и завершились небеса" в смысле – "небеса завершили, вынесли приговор, и ждать уже нечего", сказал, как прощаются с жизнью, и тут один из опрышков узнал его и воскликнул: не бей, это друг нашего Сроэльке. Сел тогда Добуш, поел халы и ушел и евреев больше не обижал.
Есть и другие легенды об этом добром разбойнике, хоть д-р Садан и утверждает, что все эти легенды были выдуманы в 1907 году из электоральных соображений – чтобы евреи голосовали вместе с украинцами против поляков. Агнон тоже не строит рассказ на доброте разбойника, но на двух вещах – на силе Господа, Субботы и молитвы, что остановили клинок, и на силе святости праведника р. Арье, что приблизил к себе разбойника и поделился с ним субботним хлебом. Р. Арье и Добуш даже умерли почти одновременно – один в своей постели, другой – от рук палача.
38
И Добуш благословил р. Арье… – чтоб исполнилось сказанное Господом Аврааму: "Благословен ты будешь всеми народами" (Второзаконие 7).
39
Святая Земля – есть народы, что уподобляют себя цветку или дереву, связанному с родной почвой – так прочна и нерушима эта связь, что не жить цветку вне ее комьев. Народ Израиля предпочел другой образ: Земля Израиля ему – как невеста, как суженая с шести дней творения, как возлюбленная. Можно быть в разлуке с возлюбленной, стремиться к встрече с ней, и все же жених не умирает от расставания. Но если бы лишь обычные помехи стояли на пути воссоединения любящих, в этом не было бы полета. Проблема в том, что там, где есть двое, есть и третий. Царь Соломон пишет, восхваляя союз двух: "Если лежат двое, то тепло им, а одному как согреться?" – а затем неожиданно добавляет: "И нитка, втрое скрученная, не скоро порвется", что уже напоминает популярное высказывание Оскара Уайльда: "Брачные узы так тяжелы, что и втроем нелегко сдюжить". Кто же третий в этом многовековом manage a trois?
В последующих рассказах Агнона описана типичная ситуация "рокового треугольника": народ Израиля – Страна Израиля – Закон Израиля. Исторически говоря, Бог дал Израилю Землю его: привел сюда праотца нашего Авраама и обещал ее его семени, возвратил сынов его под водительством Моисея из египетского плена и на пути в Землю Обетованную дал народу Израиля Тору Закон, и тогда обусловил вечное владение Страной Израиля – соблюдением законов Торы. Иными словами, народ Израиля заново пережил судьбу своего родоначальника двоеженца Иакова-Израиля: тот получил возлюбленную Рахиль только после получения старшей сестры ее Лии, да и брак со старшей сестрой был условием для брака с младшей. С тех пор как история поставила оба брака под знак вопроса, Израиль лишился покоя – две чуть ли не противоположные страсти эти измучили его. Что важнее – исполнять Закон Торы или жить в Стране Израиля? Ответа на этот вопрос нет, и спор идет уже многие века.
Восхваление Страны Израиля в Талмуде и позднейшей раввинистской литературе бесчисленны: Страна Израиля создана первой, и сам Господь упояет ее, 10 мер мудрости спустились в мир дольний, и девять даны Стране Израиля, и от воздуха ее мудреют, в Стране Израиля и потопа не было, легче вскормить легион галилейскими маслинами, чем одного ребенка за морем. Все страны измерил Господь, но лучше Страны Израиля не нашел, чтобы дать Израилю. И сказал Господь: "Введу милый мне народ в милую мне страну". А вот еще один красивый рассказ: когда сыновья Иакова решили погубить Иосифа, Рувим (Реувен) уговорил братьев бросить сына Рахили в яму, а не убить. Затем мимо проходил караван измаильтян, и те вытащили Иосифа и продали его в Египет (Бытие 37). Здесь, казалось бы, два спасения: одно – от немедленной смерти, когда Иосифа бросили в яму, вместо того чтобы убить на месте, а другое – от смерти неминуемой, которая ждала бы его в яме, полной змей и скорпионов. Однако в повествовании лишь один раз (ст.21) употребляется слово «избавление» – по отношению к спасению от меча. Дело в том, говорит толкователь, что предпочтительнее яма со змеями и скорпионами в Земле Израиля, чем пост премьера на чужбине в Египте, поэтому второе спасение Иосифа не было настоящим избавлением – ведь оно привело его к смерти в чужой земле.
А поскольку получена нами Земля Израиля от Бога, она полна и святости не меньше, чем старшая ее сестра – Тора. Даже две святости есть в Земле Израиля: одна – от Божия Присутствия, а другая – от Израиля. И земля эта посвящена Богу, и лишь здесь дается пророческий дар. Даже Храм потому и был построен в уделе колена Вениаминова, что Вениамин – единственный из сыновей Иакова – родился в Стране Израиля. И вообще: бывает – одежа пригожа, а рожа негожа, а другой – пригож, а в одежде и на себя не похож, но Израиль к лицу Стране Израиля, и Страна Израиля к лицу Израилю, говорится в трактате Танхума.
А вот и прямое сравнение со старшей сестрой: Страна Израиля дороже всех Законов, и житие в ней приравнено к исполнению всех заповедей. Но отношение это крайне амбивалентно, и можно найти полно цитат за и против. Ведь евреям приходилось зачастую выбирать между Законом и Страной Израиля: богатые духовные академии, где создавался Талмуд, находились в Месопотамии, в Стране же Израиля заботы о пропитании приводили к забвению Торы. Поэтому, например, английские и французские раввины, взошедшие на Землю Израиля в средние века, наложили запрет на Землю сию, ибо в ней забывается Тора и нет возможности учить Закон. Применили они к ней слова Талмуда: нельзя жить в стране, где невозможно учиться Торе. Но их противники приводили и другие цитаты: лучше жить в Стране Израиля в городе среди иноверцев, чем вне ее в городе среди евреев, ибо всякий, живущий в Стране Израиля, – как человек, с которым Бог, а живущий за морем – как безбожник. И даже ханаанской рабыне в Стране Израиля суждено царствие Грядущее, и горстка мужей в Стране Израиля милее Господу, чем целый Синедрион вне ее. А те отвечали им: с тех пор, как разрушен Храм, нет святости в Стране Израиля, Божия Присутствия нет, и у Бога ничего, кроме Закона, не осталось. Когда речь идет в молитвах о Стране Израиля и о Иерусалиме, имеются в виду не пустынная страна меж Азией и Африкой и не маленький пыльный город, но идеал, состояние души, предчувствие пришествия Мессии. Ведь знаменитую молитву "В будущем году в Иерусалиме" следует произносить и в Иерусалиме, потому что речь в этой молитве идет о пришествии Мессии. Поэтому ясно, что Страна Израиля – лишь идеал, а не вещность.
Так ли это на самом деле? В чем заключалась и заключается роль Страны Израиля для народа Израиля, да и была ли такая роль? Еврейский народ распространился так широко, что невольно задумываешься – при чем тут, собственно, Земля Израиля? Авраам – праотец наш – пришел сюда из Месопотамии, походил, ушел в Египет, затем вернулся. Его внук Иаков-Израиль провел юность в Месопотамии, дни свои окончил в Египте. Можно сказать, что рассеяние присуще еврейскому народу с самого начала. Даже в золотые дни Второго Храма большинство еврейского народа жило за пределами Страны Израиля. Почему же далась праотцам нашим Земля Израиля, почему именно она стала родиной слишком большого для ее народа?
Страна Израиля, земля Ханаанская, дала нечто нашим предкам, то, что они не смогли найти в двух великих империях и центрах цивилизации, составляющих центры тогдашней бифокальной западной ойкумены. С самого начала речь шла именно о поиске, об осмысленном движении: Авраам не просто кочевал – он оставил империю, посетил ее антипод – другую империю, и затем осел на периферии обеих, в точке равнодействия сил. Эта осмысленность движения заставляет нас задуматься, что именно искал наш предок. (Не вся история человечества осмысленна – нельзя сказать: "Для чего мы прошли через гибель шести миллионов" или, как говорил один славянофил, "Для чего мы прошли опричнину, петровские казни и т. д.", как будто еврейский народ добровольно пошел на испытание Освенцимом или русский народ предпочел опричнину демократии. Но наши легконогие предки явно предпочли Страну Израиля двум суперцивилизациям. И поэтому мы можем искать этому объяснения.).
Месопотамия и Египет были из первых цивилизаций человечества, и, как таковые, они были «речными» цивилизациями возникшими в долинах великих рек. В таких цивилизациях, по словам Маркса, "климатические условия… сделали систему искусственного орошения при помощи каналов и ирригационных сооружений основой земледелия", а поэтому потребовалась "централизующая власть правительства". В этих странах вода, а значит, и жизнь находились в руках правительства. В Египте для выражения подчинения крестьянин говорил: я нахожусь на воде такого-то, на канале такого-то (по В. Струве). Вся вода была под контролем, а в результате и вся жизнь населения была под контролем. С другой стороны, развитие цивилизации было фактически высоким – по сложности цивилизации Египет и Вавилон немногим уступали современным нам сверхдержавам. Сложность эта, вместе с особенностями экономической системы (ирригтация), вызвала невероятное порабощение – все были рабами, хоть для некоторых рабство было комфортабельным. Несмотря на все различие между луной Вавилона и солнцем Египта, сходство было разительным – это были две высокоцивилизованные тирании и деспотии, где не было места свободному духу.
Вот оно, главное достоинство Страны Израиля в глазах наших праотцев: это была страна свободы, потому что в ней вода не текла в реках и каналах, но падала дождем с неба. Это потрясающее ощущение описано в гл. 11 Второзакония: "Ибо земля эта не такова, как земля Египетская, где ты, посеяв семена, поливал их, как масличный сад. Земля, в которую вы переходите, есть земля с горами и долинами и от дождя небесного напояется водою". Для людей, желавших избегнуть власти всемогущих фараонов и владык, дождь был свободой деспоты не могли перекрыть его. Человек мог перейти с места на место неподконтрольно и кормиться, как ему вздумается. Мне эти первые евреи чем-то напоминают первых сибиряков, русских, бежавших на окраину империи, подальше от тяжкой руки белого царя, первых американцев, пуритан, бежавших от центральной власти и религиозной деспотии в Англии. С другой стороны, они не были носителями цивилизации, как сибиряки и американцы, – они не хотели отстроить лучший Вавилон или Египет на свободных холмах Ханаана, в этом смысле они были ближе к тем современным нам калифорнийцам, что основывают натуральное хозяйство в джунглях Гватемалы. Авраам, праотец наш, был ретроградом в лучшем смысле этого слова: он вырос в самой развитой цивилизации мира, отмахнулся от нее и ушел пасти овец в степи. История повторяется многократно – и Моисей, выросший в Египте при дворе фараонов, пошел тем же путем. Евреи действительно были рабами в Египте – но все египтяне были рабами. Закон Моисея – Тора – зачастую обвиняется в отсталости и устарелости – но обвинители забывают, что Тора была консервативным законом уже в дни Моисея. Авраам, а за ним – Моисей смотрели назад, а не вперед. Они не хотели создать развитое общество с сильной центральной властью, тюрьмами и налогами, хоть эти институции и были им хорошо известны. Закон Торы – это закон функционирования без общества, без государства и без принудительного аппарата.
Существует точка зрения, по которой первые евреи – «хабиру» Ханаана были не этнической, а социальной группой – беглецами от цивилизации, искавшими свободу. Они поняли, что государство со временем становится настолько исправно функционирующим, что жизнь в нем делается невозможной. Этот антицивилизационный настрой остался в еврейских генах, и хотя бы поэтому еврей-ученик Хулио Хуренито оказался единственным, предпочитающим слово «нет» слову «да».
Поэтому в глубоком и подлинном смысле слова не может быть Торы вне Страны Израиля; Страна Израиля – порукой Торе. Ее холмы, ее долины, ее дождь – вся эта вещность является основой связи евреев с Богом. На эту вещность намекает Псалом 102,15: "Возжелали рабы Твои каменья ея (Земли Израиля)", и поэтому, как говорится в трактате Брахот, "спустившись на берег у Аккры, целовали землю учителя наши". Агнон намекает в нескольких местах на возможность гармонии между Торой и Землей, хотя у него нет ответа и нет линии, видной во всех произведениях или хотя бы в приводимых здесь рассказах.
Один ответ просто приравнивает работу на земле службе Господу. Пахать не хуже, чем молиться, и убирать не менее важно, чем учить Талмуд. "Хорошо Израилю блюсти закон Торы, да много работы возложил на нас Господь: жать и сеять, и молотить, и провеивать, и давить лозу, но великое дело – житье в Стране Израиля, и оно превыше всех заповедей", – заключает герой прямо и откровенно тенденциозного, «завербованного» рассказа "Под деревом". Этот рассказ – сионистская агитка в лучшем смысле этого слова, как «1900» Бертолоччи – красная агитка. В нем содержится намек на мистический смысл рабочего социалистического сионизма: "Обусловил Господь свою посадку нашими посадками. Если мы посадим саженцы, заведомо привьются и саженцы Божьи". Можно сказать, что работа на земле представляется Агнону идеальным решением проблемы. Но у него есть и дополнительные линии обороны. Вторая линия обороны – это причастие Святой Земли, изучение Торы и погребение в Святой Земле. Это сравнение становится ясным в романе "Вчера, третьего дня". Светский сионист Ицхак Кумер восходит на Землю Израиля, но вместо того, чтобы обрабатывать землю, присоединяется к "старому поселению" – к религиозным евреям в Меа Шеарим, подрабатывает ремеслом, живет в городе. Он умирает от укуса бешеной собаки. Как только он умирает, хляби разверзаются, кончается страшная засуха и "полились благодатные дожди" – те самые дожди, что потрясали беглецов из Египта. И тогда "наши избранные братья в Кинерете и в Мерхавии… вышли на работу в полях и садах, на ту самую работу, которой не удостоился друг наш Ицхак. Ицхак не удостоился работать на земле, пахать и сеять, но зато он сподобился быть погребенным в Святой Земле". На третьей линии обороны находится герой рассказа "Прах Земли Израиля", удостоившийся погребения с комком Земли Израиля в своей могиле на чужбине, чисто светский сионист, продававший акции Еврейского фонда в Польше, но так и не взошедший на Святую Землю.
Эти ответы касаются лишь нашего времени. В прошлом, которое Агнон рисует днями гармонии, "когда лишь Тора правила в народе", восхождение религиозных евреев на Святую Землю казалось вполне достаточным, как мы видим в романе "Сретение невесты" и в повести "В сердцевине морей". Но потомкам тех евреев не досталось в наследство духовное богатство предков, и для них работа на земле – единственное спасение. Ведь и Ицхак Кумер – потомок героя "Сретения невесты" р. Юдля, но "наследство р. Юдля деды и отцы протратили, и сыновьям уже ничего не осталось".
В книгах Агнона так часто видны поиски гармонии именно потому, что эта гармония утрачена. Он видел несколько направлений и групп в еврействе религиозные антисионисты Изгнания, религиозные антисионисты Старого Поселения Страны Израиля, ассимилированные евреи, светские сионисты – жители Польши и Тель-Авива, – и все они ему, в общем-то, не нравились. Сионисты, работавшие на земле, ему нравились, но были невероятно чужды, и о них он не писал – Ицхак Орен остроумно сравнил ненаписанный Агноном роман о халуцах-первопоселенцах – "Участок поля" – со второй частью "Мертвых душ". Но все же за многими неприятными лицами Агнон угадывал великую душу Израиля, народа святых и праведников, и это приносило ему покой.
Все же для человека религиозного на свой манер, для Агнона сама проблематика Торы и Страны Израиля оставалась спорной по крайней мере. Не следует думать, как иногда представляют современные вульгаризаторы, что еврейская религия однозначно требует от еврея переезда в Страну Израиля. Восхождение даже не значится меж 613 заповедями ортодоксального еврея, но, может быть, именно поэтому оно приравнено к сумме всех заповедей. Как религиозный акт такой переезд, восхождение, неразрывно связан с приходом Мессии-Избавителя. Только с его приходом народ Израиля соберется в Земле Обетованной – такова основная религиозная догма. Так как Господь покарал Израиль, рассеяв его между народами, негоже бунтовать против Божьей воли. Легенда рассказывает, например, о попытке сынов Эфраима (Ефрема) освободиться из египетского рабства и завоевать Землю Обетованную до прихода Избавителя – Моисея. Все они, по словам легенды, погибли от рук филистимлян вблизи Гата. И лишь когда настало время, Господь послал Моисея и вывел евреев из египетского плена. Эта легенда, конечно, возникла как реакция на лжемессианские течения средневековья.
Сказание подводит под это базу: в Песни Песней Суламифь трижды заклинает дщерей Иерусалима "оленями и сернами", "не будить и не тревожить любви – любимого, – пока не наступит время". Почему трижды? А этому соответствуют три запрета – заклинания Всевышнего. Господь заклинает народ Израиля не восставать против народов мира, не освобождать Страну Израиля с оружием в руках, пока не наступит время. Третье заклинанье обращено к народам мира – Господь заклинает их не истреблять Израиль.
Теперешние религиозные сионисту утверждают, что эти три запрета упразднены, так как Израиль признан Организацией Объединенных Наций ("народами мира"), освобождать с оружием в руках ничего не надо, потому что страна уже освобождена, и надо только защищать ее. И в-третьих, народы мира нарушили третий запрет в дни нацизма, уничтожая евреев, и этим аннулировали все три запрета. Да и вообще в последнее время в Стране Израиля возникла целая религиозная националистическая школа последователей раввина Кука, видящая в наших днях время исполнения пророчеств, национально-религиозного возрождения, то есть близкая к мессианству.
С самого начала сионистского движения и потом во времена Агнона религиозные евреи подозревали, что сионизм – это скрытое мессианство. Евреям, видимо, присуще апокалипсическое видение мира, предчувствие его близкого конца – уже тысячи лет, – и поэтому в народе Израиля появляются мессии. Мессия – это грядущий избавитель народа Израиля, потомок царя Давида, который соберет сынов Израиля со всех концов земли, отстроит Храм, возвратит еврейству его былую славу. Мессия – по-русски «помазанник», по-гречески Христос – должен быть победоносным, и поэтому евреи не признали Иисуса из Назарета Христом.
(И после Иисуса были претенденты на трон царя Давида, от бар Кохвы до Саббатая Цви.) Сионизм казался религиозным евреям новым лжемессианством без Мессии, секулярным лжемессианством, особо противным и опасным. Эта точка зрения не исчезла и поныне – крайне ортодоксальные религиозные группы в Стране Израиля и в Рассеянии не признают государства Израиля, считая его символом бунта против Божьей воли и против "народов мира".
Но большинство религиозного еврейства, не признававшего сионизм, было физически ликвидировано немцами, что значительно изменило статус Израиля в глазах оставшихся в живых религиозных евреев. С другой стороны, угроза гибели привела в Сграну Израиля тысячи и сотни тысяч человек, чуждых идеалу сионизма: отстроить Страну Израиля и перестроиться самим. Этот новый поток не собирался перестраиваться, не задумывался о создании "нового еврея", но совершенно спокойно открыл лавочки, занялся ремеслами, стал играть на бирже. Эта «идеология» была описана еще сто лет назад Салтыковым-Щедриным, у которого один еврей задумывается, в промежутках между сведением счетов в лавке и мечтами о любовнице мадам Анжу, об идее национального возрождения еврейства в Стране Израиля. "Шхем, – думает он, – ну и что? И в Шхеме можно зажить припеваючи, с лавочкой и мадам Анжу".
Мечта героя Щедрина была реализована несионистским потоком, искавшим спасения в Стране Израиля. Агнону глубоко противны такие люди, и все же он не предает их анафеме – и они удостоятся лечь в святую Землю Израиля, о которой сказано, что она приносит искупление (Второзаконие 42, 34).
40
Мидраш – у евреев, кроме синагоги (греческое наименование Соборного дома, Собора Израиля – места, где только молятся), есть еще и мидраш (или бет-мидраш), Дом толкования, учения и молитвы, где жители агноновской страны проводят все свое время в учении Торы. Этот мидраш – слово однокоренное и близкое по смыслу к мусульманскому «медресе» – выполняет роль одновременно и клуба, и молельни, и библиотеки, и университета.
41
Талит – покрывало с кистями. Собственно говоря, есть два вида покрывал с кистями – большой талит (или просто "талит"), которым покрывают плечи при молитве, и малый талит (или "цицит"), который постоянно носят на теле под верхней одеждой так, что только кисти торчат. Появление покрывал с кистями объясняют так: во время исхода из Египта один еврей нарушил субботу. Господь тогда сказал Моисею: в будние дни филактерии – тфилин – напоминали ему о Законе, но что напомнит ему о Законе по субботам, когда не возлагают тфилин? Пусть отныне евреи носят всегда одеяния с кистями по краям, и пусть "эти кисти всегда будут пред вашими глазами".
Малый талит помог одному праведнику ответить на вопрос въедливого хасида. В Талмуде говорится: "Иноверец, исполняющий субботу, достоин смерти" потому ли, что суббота дана лишь Израилю и посягающий на нее – как отбивающий невесту, потом ли, что написано это было во времена гонений, когда евреи боялись всех, приближавшихся к ним. Прочтя это, хасид спросил своего рабби: мы знаем, что праотец Авраам, мир праху его исполнял все заветы Торы еще до того, как заключил с Богом Завет и стал евреем (есть такая легенда), и соблюдал субботу. A раз соблюдал субботу, будучи иноверцем (евреев еще не было), значит, был достоин смерти, а не наград от Бога! Но праведник ответил ему раз он исполнял все заветы, то носил и талит по субботам. А раз не был евреем, то носил талит, как носят тяжести – и этим уже нарушал субботу (в субботу нельзя носить тяжести и совершать работу). Раз нарушил субботу, значит, не касается его это решение. Так оправдал рабби праотца Авраама, а с ним всех тех, кто "учится на еврея" – готовится перейти в иудаизм.
Как легко заметить иерусалимским утром, талит похож на накидку бедуинов-арабов, особенно если накидывают ее наголову. У Дамасских ворот бедуины в белых накидках с черным обручем на голове и евреи в талитах с обручем филактериев чередуются, не выделяясь. То, что кажется странным и диким в Европе, становится на свои места в Стране Израиля.
42
…потрясло меня это зрелище… – "Земля Израиля от всякой суеты очищена, и денег взять там неоткуда, кроме того, что привозят из-за границы" ("В сердцевине морей"). До XX века евреи в Земле Израиля почти не занимались продуктивным трудом, да и никто не занимался тут продуктивным трудом, и феллахи, и бедуины были бедны и с трудом кормились, евреи же сидели и молились и тоже с трудом кормились – от щедрот евреев из-за границы. Щедрот сыпалось мало, у каждого еврея за границей и у каждой общины за границей были более срочные нужды, чем тратиться на бедняков Земли Израиля, приходилось слать то и дело посланцев – выпрашивать денег, а тут – так и сыплются червонцы и серебро! Неудивительно, что рассказчика потрясло это зрелище и волосы стали у него дыбом.
43
"Удержи голос твой от рыдания" – вся еврейская культура после разрушения Первого Храма и до наших дней была основана на толкованиях и интерпретациях Библии. Хоть это – книга немалых размеров, вывести из нее все нормы поведения и массу предсказаний нелегко, если не воспользоваться хитрым приемом толкования вне контекста. То, что говорилось отдельному лицу по какому-то конкретному поводу, обобщается и принимает космическую значимость. Например, пророк Иеремия, описывая возврат изгнанников Израиля в Святую Землю, говорит: "Рахиль плачет о детях своих… так говорит Господь: удержи голос твой от рыдания и глаза от слез… ибо возвратятся они из земли неприятельской". Из этого извлекается общее правило: вообще – удержи голос твой от рыдания. Читатель заметит, что такое толкование, заключающееся в произвольном, на взгляд постороннего, выхватывании куска текста, основано на традиции не менее древней, чем сама Тора – на "устной Торе", полученной, по традиции, Моисеем на горе Синай вместе с "писаной Торой". Талмудист расскажет о 13 способах вывода толкований из слов Торы, один из которых Применен и здесь. А еще можно предположить, что тут – цитата не вырванная, а согласованная с контекстом; тогда ее надо понимать так: евреи плачут, о чем же им плакать, если не об изгнании и разрушении Храма, а об этом плакать не след, ибо обещал Господь Рахили: "Удержи голос твой от рыдания… ибо возвратятся они из земли неприятельской".
44
…законами о святости и чистоте… – на самом деле нет такого трактата и раздела, который не напоминал бы нам о Храме. Например, легенда о разрушении Храма помещена в трактате «Разводы» в главе "Ущерб и вред". Почему в трактате «Разводы»? Ибо намекает это на брак между Всевышним и Собранием Израиля, брак, заключенный с помощью кольца, – Страны Израиля и Храма; и тогда разрушение Храма сходно с разводом. Но почему в главе "Ущерб и вред", а не, скажем, в главе "Изгоняющий жену" или "Разводное письмо"? По сказанному в Исх. 22:6: "Плату уплатит разжегший пожар", а кто разжег пожар, в котором сгорел Храм, если Господь Бог, а значит, Он же и уплатит за это воздвигнув нам новый Храм, краше прежнего, вскорости, в дни жизни нашей, аминь; и поэтому включили мудрецы наши легенду о разрушении Храма в раздел об исках главы "Ущерб и вред".
45
Корона царская – "Если умер мудрец, горюют о нем, а умер царь неважно, ибо любой из Израиля достоин быть царем", – сказано у мудрецов. И евреи часто сравнивают себя с царями, а еще чаще – с любимым царским сыном, царем именуя Царя царей. И любое объяснение, любая притча начинается словами: "К примеру, царь…" Может, поэтому у евреев нет и монархии – если каждый достоин быть царем, кто ж такую честь уступит другому, по крайней мере, до прихода Мессии, сына Давидова.
46
…голос – Иакову, руки – Исаву. – Вот еще один красивый пример толкования Библии вне контекста. Праотец Иаков собрался обманом получить благословение своего отца Исаака, выдав себя за своего брата Исава. Для этого он обмотал себе руки шкурами, чтоб стали как у волосатого Исава. Потрогал слепой Исаак руки сына и удивился: "Вот ведь, руки – руки Исава, а голос – голос Иакова", но благословил все же. Затем уже знакомым нам приемом эти слова извлекаются из контекста и толкуются, как указание Божье: голос для славословий Богу и молитв – дан Иакову, евреям, а руки – то есть власть и сила – даны иноверцам. Это понимание фразы обыгрывается и здесь: дал бы, мол, Господь Иакову – евреям – не только страх Божий, но еще и силу – тут бы и разорвали рассказчика на радостях. По мнению Теодора Гастера, в библейском рассказе о шкурах видны следы древнего обряда, не понятые уже древним составителем книги Бытия. У многих племен Африки и по сей день достижение совершеннолетия или усыновление ("передача первородства") производится с помощью обряда "рождения от овцы": усыновляемый или достигающий совершеннолетия зашивается в овечью шкуру и выходит из нее во время обряда уже новым человеком, как бы родившись заново. Гастер считает, что подобного рода обряд прошел Иаков, чтобы получить первородство. Составитель, не понявший смысл древнего обряда, объяснил его обманом.
47
По цифирной азбуке – евреи любят подобные игры – у каждой буквы есть числовое значение, и любое слово можно представить, соответственно, числом и сравнить с другим числом (ср. попытки Пьера Безухова в "Войне и мире" вычислить свое место в мире таким путем). Например, "Кончились молитвы Давида, сына Иссея" (Пс.72 у евреев или 71 по синодальному переводу) выражается по цифири тем же числом, что и "Благословенно имя Его ныне и присно и во веки веков". А с буквой И евреи играют бесконечно. Праматерь Сарру сначала – до завета с Богом – звали СаРаИ, при завете эта буква И у нее отнялась, и куда же делась? А Бог уважил эту букву и вместо конца женского имени поставил ее в начало мужского – и Моисей изменил имя своего помощника Ешува бин-Нуна (Исуса Навина) на Иешуа бин-Нун (Иисус Навин). Эти шутки не всегда невинны – Саббатай Цви провозгласил себя мессией, потому что его имя по цифровой азбуке совпало с именем Божьим.
48
"Продают праведника за серебро" – у Амоса идет речь о грехах и преступлениях Израиля: "Так говорит Господь: за три преступления Израиля и за четыре не пощажу его, потому что продают праведника за серебро и бедного за пару сандалий", но рассказчик цитирует, как обычно, без связи с текстом.
49
…как каменья… – очень красивая легенда в Талмуде, относящаяся к кн. Бытия, гл. 28, ст. 11 – 22. Праотец Иаков бежал от гнева брата Исава в Харран, к Лавану. По пути, к северу от Иерусалима, он остановился на ночлег, положил камень под голову и уснул. И во сне явился ему Господь и пообещал дать ему и его потомству Землю Ханаанскую. Легенда гласит, что все камни в окрестности спорили, кому из них выпадет честь лежать под головой Иакова ведь поутру Иаков возлил елей на этот камень, умастил его. После долгого спора все камни слились воедино и стали одним камнем, наподобие Собрания Израиля, что едино, несмотря на споры. Мало того, что все камни слились воедино, – вся Земля Израиля сжалась до размера четырех амот, то есть до квадратной сажени, участка, на котором спал Иаков, а это известно нам по сказанному там: "Землю, на которой ты лежишь, тебе дам и твоему семени" (ст. 13). А сжалась она до четырех амот, чтобы напомнить – много ли человеку земли нужно. Место это было – Бет-Эль, Вефиль, к северу от Иерусалима.