Еще немного — и замечательная баллада была бы готова. Только попробуй что-то сочинить с таким беспокойным юнцом под боком, который совершенно не желает ждать, пока с его лорда спадет поэтическое настроение…
И вот настал день — второй день восьмой недели месяца laileilin — когда мы отправились в путь. Все необходимое давно было упаковано, я даже заранее нарисовал на стене замка знак прохода, оставалось только соединить несколько линий. Был выбран полуденный час — самый благоприятный, по результатам гадания накануне. Мы встали перед знаком, одетые довольно тепло и по возможности неприметно — обычные широкие плащи, цвета темные. Я посмотрел на мальчика — он явно боялся того, что ждало его за вратами… да и самого прохода. Я соединил линии знака и пока, тот набирал силу, положил мальчику руки на плечи, стараясь его успокоить.
Знак засветился голубым сиянием, по внешнему краю его бегали алые искры. Внезапно он открылся — там, куда вел проход, открывшийся в замковой стене, было темно. Повеяло ледяным воздухом. Это было место где-то в горах, на возвышенности и там стояла ночь. Проход открылся на приемлемой высоте — не более чем в наш рост, я толкнул Мейтина в проход и прыгнул следом, услышав, что он приземлился. Едва не сбил этого бестолоча — мог бы и догадаться отойти. Но Мейтин не видел никого и ничего — стоя почти на краю обрыва, он, запрокинув голову, смотрел в небо.
Через минуту и я сам стоял точно так же, открыв рот и забыв обо всех опасностях, которые могли подстерегать нас в этом мире. Небо было ослепительно синим, темно-синим — с огромными мерцающими точками звезд. Звезд, свет которых был не привычно розовым — белым. Небо было нестерпимо близким, казалось, что до него можно дотянуться рукой. Небо в звездах… Ледяной воздух дул нам в лицо, словно пытаясь отрезвить, но оторваться от такого зрелища было невозможно. И мы пили эту ночь, как самое дорогое вино — медленно, не торопясь, по глотку. Небо, на котором не было лун — бархатисто-темное, плотное, непрозрачное. Тонкие зеленоватые штрихи облаков, далекие и близкие силуэты гор — гор вокруг нас, плотным кольцом смыкающееся вокруг нас..
Только через полчаса или около того мы оторвались от невозможного синего неба и посмотрели вниз. У подножья гор — довольно невысоких и изрядно выветрившихся — лежал большой город. Он был ярко освещен — так, как нельзя осветить свечами и факелами. Я понял, что мы попали в мир, развитый технологически. Это было более чем неприятно — с неопытным спутником, в мирах, где зачастую обязателен контроль, где нельзя пройти даже по необитаемой территории без каких-то особых предметов и бумаг. Но такое небо… быть может, здесь не так уж и много всевозможных дымных машин?
Мы поставили палатку, я достал некоторые из своих магических предметов, проверил, насколько хорошо они тут работают. Все было в порядке — даже удивительно для технологического мира. Я настроил глобус и начал изучать планету в поисках ближайшего прохода — и магических артефактов, которые могли бы оказаться тем, что мы ищем. Но сумасшедшая надежда — а вдруг… вот прямо здесь… в трех шагах от дома — камень? — не оправдалась. Здесь вообще не было магических предметов, даже самых слабых. Судя по всему, здешние обитатели не пользовались даже такой ерундой, как привороты, обереги и прочее деревенское ведовство. А проход — проход был не так уж и далеко, по крайней мере, на одном континенте с нами. А всего их было четыре. Мы были на втором по величине.
Я заставил глобус показать мне здешнего жителя. Глобус долго пыжился, не желая работать в темноте, но все-таки ему пришлось уступить. Один из недостатков одушевленных предметов — они намного сообразительнее, это точно, но вот с послушанием у них тоже намного хуже. Глобус выдал мне удивительное существо, по-видимому, в своем доме. Существо явно произошло от каких-то ящериц. У него была клинообразная плоская голова с выпуклыми глазами по бокам, большая пасть с мелкими острыми зубами. Кожа была сухая и морщинистая, напоминала мелкую чешую. У аборигена было три пары конечностей — мощные опорные задние, тонкие передние с хорошо развитыми пальцами, ладонь была трехпалой, и еще одной парой мускулистых конечностей под брюхом. Еще у него был хвост — замечательно длинный и увенчанный небольшой грядой шипов. Туловище было массивным, согнутым в грудном отделе — более всего по манере держаться абориген напоминал сгорбленную старушку. Глаза были живыми и мудрыми — почему-то это было понятно несмотря на полное отсутствие мимики и выражения на плоской морде с едва заметным дырочками в верхней челюсти.