Темные Глубины. Место, откуда можно черпать огромную, неизмеримую силу. Но лучше попросту залить в себя раскаленный металл и пытаться удержать его тонкой сгорающей кожей. Ибо эта сила сожжет тебя в несколько лет или даже дней — сколько зачерпнешь, и низвергнет в эти глубины. В то, откуда нет выхода. В то, что пережевывает оставшееся от тебя, и выкидывает куда-то в иные реальности. Вне Колеса Перерождений. Вне надежды на новую жизнь. Туда, где можно весь остаток жизни быть стенающим призраком тени души. И туда, где уже никогда не собрать тот минимум силы, который нужен, чтобы родиться вновь. Даже улиткой или дождевым червем.
Я боялся того, что может быть, сильнее всего на свете. И все же хотел этой силы. Хотел стать равным своему возлюбленному. Стать достойным его.
А может быть — дело не в этом?
Может быть, Глубины слишком крепко вросли в меня? Может быть, я уже ношу в себе ту занозу, вырвать которую невозможно? Когда я проваливался в бездну боли и искал в ней наслаждения, когда я видел эти колодцы и пил то, что мне казалось опьяняющим огнем — не попался ли я на крючок?
Я думал об этом всю ночь. Притворялся спящим, лежал тихо и не двигаясь. И мучительно решал, что мне делать. Да, я получил Силу, ибо пошел по пути в Глубины. Но хочу ли я силы, полученной таким путем? Силы, которая вознесет меня на вершину мира, чтобы потом низвергнуть на самое его дно? Которая через несколько лет неумолимо оторвет меня от того, кого я люблю, и разлучит… навсегда. Навсегда!
Но в силе ли дело? Или мне просто нравится игра в боль и мучение? Или я — Одержимый Глубинами, я слышал о том, что рождались такие. Те, кто был зачат в танцах на краю колодца. Я впервые пожалел, что никогда не интересовался отношениями своих родителей. Стоило бы порасспросить их… Да, я всегда любил, когда мне делают больно. Когда я могу только подчиняться и ненавидеть. Бояться. Когда чувствую запах своей крови. И все же я был согласен на это, только если все это было не до конца серьезно. Когда всегда была возможность сделать шаг назад. И еще — мне нравилось Слышать мысли того, кто делал мне больно. Может быть, больше, чем все остальное. Нравилось видеть себя с другой стороны и разделять жестокость, которую кто-то обращал на меня же самого. Это делало меня сильнее. Увереннее. Смелее.
Сила Темных Глубин.
Что делать, как понять себя? Где найти выход? Как сорваться с крючка?
Я больше не хочу всего этого! Не хочу!
Наверное, под утро я заснул. Снились мне одни кошмары. Темные тени, обжигающие огни, лабиринт, где за каждым поворотом скрывалось алчное чудовище. Смеющиеся нечеловеческие лица, жадные руки, тянущиеся ко мне. Я видел себя, лежащим на черном алтаре, распятым и гвозди вонзались мне в ладони. Я видел себя, сгорающим на костре, а невидимая рука все подкидывала связки хвороста. Я был женщиной, которой перерезал горло солдат и насиловал тело в луже ее крови. Я был ребенком, умирающим под клыками бешеной собаки…
Я был жертвой всех злых ритуалов, всех несправедливых казней, всех жестоких убийств во всех мирах. Я был одной болью и воплем протеста — одним на всех, и голоса сливались в унисон, и этот объединенный голос, вопиющий о страдании, взывающий об отмщении, был моим. И был звездный жезл в руке неизмеримо огромного существа в мантии из галактик, которым он коснулся меня, моего лба, и сказал:
— Тебе еще не поздно вернуться.
И поток звезд из жезла рассыпался вокруг меня, освобождая от видений и кошмаров, ограждая меня тонко поющей звездной стеной. И я стал свободен от зова Глубин, хотя и знал, что это пока еще только на время. Не зная, как принято благодарить таких, не умея говорить с высшими существами, я просто протянул вверх — к нему — руки и плеснул своей благодарностью, восхищением, доверием.
Мне ответили смехом — добрым, ласковым. Словно звон тысяч колокольчиков под порывом ветра. Словно шелест хрупких льдинок под каплями первого дождя.
И видение исчезло. А сны, которые снились мне, пока я не проснулся, были легкими и приятно-бессвязными. И мне казалось, что у меня за спиной незримо стоит то невероятное существо в мантии из галактик. Но еще я знал, что об этом нельзя говорить никому.
А в этом мире цвело время листопада, и он был так красив, и почему-то так пуст, что не хотелось даже торопиться идти за Камнем. Ибо тогда настала бы пора возвращаться к себе домой, покидать этот мир покоя и радости и возвращаться к привычным делам… а может быть, готовиться в новое путешествие. Но здесь было так хорошо… так спокойно. И нас было двое, и мы были друг для друга всем — миром и домом, покоем и тревогой, днем и ночью, солнцем и луной.