Оборотень положил мне свою тяжелую руку на плечи и тихонько сказал:
— Неужели ты думаешь, что у них что-нибудь получится?
— А вдруг? — я не могла так легко успокоиться. — А если все-таки получится?
— А вот тогда мы и вмешаемся.
Вот так вот — извольте понять…
Все это характеризовало Оборотня как нельзя лучше. Ему было наплевать на всех, кроме себя и мальчика. Или мальчика и себя, что тоже не особенно утешает. Не могу сказать, что я когда-нибудь интересовалась общественной жизнью — все, что мне было интересно, это мой замок, магия, охота и приятные спутники — но чтоб вот так вот относиться к тому, что какая-то компания собирается перевернуть весь твой мир с ног на голову…
Нет, такое равнодушие мне просто непонятно.
— Кстати, для желающих совершить далекую прогулку, у меня есть один интересный план.
— Ну?
— Не «ну», Мейтин! Выучись, наконец, пользоваться человеческой речью.
Несмотря на то, что Мейтин был равноправным с нами Лордом, Оборотень обращался с ним, как со своим оруженосцем. Ни в грош он его равноправие не ставил, надо сказать.
— Программа такова. По моим сведениям на Востоке, у побережья, в одном из пустых замков есть нечто интересное. Я бы даже сказал, опасное.
— Связанное со старыми? — подпрыгнула я.
Мейтин презрительно хмыкнул.
— Ну, что там может быть интересного? Какой-нибудь амулет? Еще какая-то игрушка?
Милорд довольно увесисто хлопнул мальчика по затылку.
— Если ты думаешь, что в нашем мире нет ничего опасного или интересного, то ты сильно заблуждаешься.
— Да ну его… Давайте лучше отправимся за Камнем для Жаворонков!
— Так. Во-первых, я не понял, чем это лучше. Во-вторых, я не понял, какому тут малолетнему герою опять захотелось всех этих приключений? Тебе нужно напомнить самые интересные моменты из прошлых похождений? Ящерицу? Или Железный Город? Или алтарь?
Мальчик сморщился и промолчал.
— И потом, что означает это «давайте»? Если ты собираешься утащить с нами эту юную леди, то знай, что это у тебя не получится.
Тут уж я не стала молчать.
— А, собственно, это почему же, милорд? Что, я не гожусь для вашей компании?
— Потому что таким молодым и красивым девушкам нечего делать в той грязи, которую представляет собой большая часть иных миров.
— Знаешь, что, дорогой.. — Вежливые обороты мне вдруг резко перестали нравиться. — Я совершеннолетняя и могу сама выбирать, где мне и что делать.
— Тебе хочется погибнуть в какой-нибудь очередной грязной дыре?
— А вот это уже мое дело! Когда мне нужен будет совет, я его спрошу. У твоего Совета.
Оборотень вылетел из комнаты и хлопнул дверью. Совсем на себя стал мужик непохож в последнее время. И что, в самом деле, такого?
Мейтин был необыкновенно серьезен.
— Тенна, не надо его мучить.
— Что я такого сказала?
— Тенна, послушай. Ты напоминаешь ему одну женщину… мою сестру. Он слишком волнуется за тебя…
— Так. Ты напоминаешь, я напоминаю… А потому твой любимый чувствует себя исполненным ответственности за наши судьбы? Нет, Мей, ты можешь сколько угодно играть во все эти игры на собственных нервах, но я не хочу. Вы можете не взять меня с собой, и я это еще как-то переживу. Но не по такой воистину идиотской причине.
— Ты просто взбалмошная, жестокая девчонка!
И он отправился следом за своим ненаглядным. Дверью, правда, не хлопнул.
И на том спасибо.
Это я-то девчонка? И кто же мне об этом говорит? Этот малолетний гений магии, который почти что в три раза младше меня?
Ну, погодите, мальчики. Плохо вы знаете Тенну из Черных Орлов.
Правда, в вылазку к замку на востоке они меня взять согласились.
Пока мы собирали все необходимое, я вела себя тихо-тихо, просто паинькой. Помогала собирать снаряжение, ни в чем никому не противоречила, и вообще была воплошением женственности и покладистости. И тихонько наблюдала за взаимоотношениями этой пары великих героев иных миров.
Что их связывало очень многое — это было видно невооруженным взглядом. Но более всего меня удивляло и даже как-то огорчало то, что все их отношения построены на игре друг другу на нервах. Намеки, взгляды, капризы мальчика и серьезное отношение к ним Оборотня, какие-то вечные недомолвки и надутые губы. И — нежность, просто океан этой нежности, которую они обрушивали друг на друга. Они мерили весь мир только тем, что это значило друг для друга.