Кот без улыбки… или улыбка без кота?
То, что лежало там, не было мертво. Оно спало, и на губах — легкой полосе молочного тумана — была улыбка. Счастливая улыбка.
Сытая.
И мне очень захотелось уйти отсюда подальше и никогда не возвращаться. В конце концов, зачем я вообще сюда явился?
Дома мне не сиделось?
За спиной я слышал дыхания Мейтина и Тенны — дышали они в унисон, удивительно медленно. Словно во сне. Но я чувствовал их, не оборачиваясь — они не спали. Просто боялись нарушить тишину, звеневшую в ушах. А у меня в ушах звенела не тишина, но странная заунывная мелодия, настолько чуждая восприятию, что я невольно подгонял ее подо что-нибудь уже однажды слышанное.
Подгонялась она только под похоронные песни.
И тут со мной случилось нечто непонятное, потому что с грубым восклицанием я толкнул крышку саркофага. И сам удивился тому, что сделал.
Это не было моим желанием.
Все дальнейшее произошло в краткий миг, который в моем сознании разбился на добрый десяток ступенек.
Ступень первая — крышка соскальзывает и с тупым стуком падает на пол. Звон, исходящий неведомо откуда, бьет меня по ушам, и я вскидываю руки, чтобы закрыть уши, но не успеваю..
Потому что на второй ступени мне приходится вскинуть руки в защитном заклятии, которое я растягиваю между саркофагом и своими спутниками, но сам остаюсь один на один с ужасом, который стремится придавить меня к земле еле различимым, но убийственно громким визгом…
Ступень третья — и невидимые руки сжимают мое горло, и заклятие остается недотянутым, потому что я пытаюсь разжать ледяное объятие крепких пальцев, которые острыми когтями раздирают кожу на моей шее, а за спиной вскрикивает Мейтин, и я еще и пытаюсь обернуться на этот крик…
И опять не успеваю, потому что рядом с моим ухом пролетает кинжал, в котором я еще не скоро узнаю свой собственный, и упруго ударившись в нечто, чего я не вижу перед собой, отлетает и царапает мне щеку…
А хватка не ослабевает, и по щеке ползет капля крови, а я, забыв про все, стремлюсь задрать вверх голову, чтобы моя кровь не упала на то, что душит меня, потому что откуда-то знаю, что это будет означать конец моих нынешних и всех будущих приключений на этом свете…
Ступень четвертая — и хватка ослабевает, потому что нас — меня и невидимого противника — окатывает волна жидкого пламени, и я, не обращая внимания на боль ожогов, успеваю все-таки вырваться в тот краткий миг, когда сила рук — или лап? — ослабевает, и упасть на пол, потому что я слишком отклонился назад.
И я ударяюсь спиной об пол, и на миг в глазах все меркнет, и я понимаю, что теряю сознание, потому что ударился головой о неведомо откуда взявшийся камень или что-то подобное… и выбрасываю удар такой мощи, что должен был бы остаться пролом в противоположной стене… но ничего такого не происходит, а просто, с воплем непонятной интонации злобное нечто откатывается от меня и я не вижу ничего, кроме цветных пятен перед глазами…
Но остальные что-то видят, потому что они попеременно лупят куда-то в область саркофага, не давая чему-то подняться, и давая время мне прийти в себя.
Я пытаюсь подняться, это даже получается, только безумно долго, пока я пытаюсь найти равновесие, а голова гудит и раскалывается, а в ушах еще не смолк воинственный вопль…
И вдруг все прекращается, обрывается, словно ничего и не было. А в центре саркофага собирается туманный силуэт фигуры без половых признаков. Но через несколько мучительно долгих минут он превращается в женский — это самый соблазнительный женский силуэт, какой только можно вообразить, и все это начинает походить на самую низкопробную литературу одного не самого приятного из виденных мной миров.
А потом все мы слышим голос, но внутри себя.
— Вы, пришельцы! Идите ко мне, я дам вам все, о чем вы мечтаете! Придите ко мне, я так долго ждала вас! Все будет вашим — весь мир только для нас, идите же ко мне!..
И я делаю шаг, и еще один, и делает два шага Мейтин, потому что от этого призыва отказаться невозможно. И я страстно хочу быть рядом с этим существом, и я убью любого, кто остановит меня, кто посмеет занять мое место…
Ласковые и сильные руки касаются моих плеч именно так, как мечтал я всю жизнь — и никто не мог дать мне этого, никто и нигде. Страсть и покой, тепло в ладонях и пожар где-то в груди, нежность и сила — все сплетено в краткий миг прикосновения, за которое я брошу под ноги миры и галактики…