Брови Анны Ефимовны поднялись еще выше.
— Тогда что же это получается? Получается, что вы меня обманули?
Радик промолчал, а за него ответил со своего места Женька:
— Обманули…
При общем молчании Анна Ефимовна внимательно пригляделась к Радику и Женьке.
— Ай-ай-ай, и вы, наверное, думаете, что это просто замечательно?
— Что ж замечательного? — охотно согласился Радик, радуясь, что самое тяжелое уже позади.
— Ничего в этом замечательного и нету, — подтвердил и Женька.
Крюков, сочтя, что настал самый подходящий момент захохотать, так и сделал, но никто его не поддержал. Анна Ефимовна укоризненно глянула в его сторону, и он тотчас умолк, придав своему лицу серьезное и внимательное выражение.
— Так вас нужно наказать, как вы об этом думаете?
— Само собой…
— Обязательно, — с готовностью откликнулись Радик и Женька.
Анна Ефимовна вдруг улыбнулась:
— Скажите, пожалуйста, какие они вдруг сделались сознательные! Но если вы уж сами раскаялись, то надо вам, наверное, сделать снисхождение, теперь, кажется, такой порядок?
Радик и Женька не успели ответить, что никакого снисхождения им не надо, как со своего места отозвался Войленко.
— Конечно, сделать!
И весь класс вдруг загалдел.
— Сделать!
— Сделать, Анна Ефимовна!
— Конечно, сделать!
Крюков решил, что теперь-то уж смешно, опять захохотал, и опять его никто не поддержал, и ему осталось только с недоумением поглядывать по сторонам.
Комаров поднял руку:
— То, что они пропустили, я им объясню, вы не беспокойтесь, Анна Ефимовна!
— Ты уж объяснишь, Комарь под глазом фонарь! — вмешался Крюков. — Ге-ге!
— Что-то ты, Крюков, сегодня очень веселый, — обратилась к нему Анна Ефимовна. — Может быть, ты предчувствуешь, что в субботу в семь часов состоится родительское собрание и твой отец обязательно должен на нем присутствовать?
Крюков сразу поскучнел и начал тереть щеку:
— Отец… Вряд ли что получится. Он у меня, знаете, в субботу заболел… то есть в командировку едет…
— Я так и думала, — кивнула Анна Ефимовна. — На этот случай я заготовила маленькое письмо, передай ему, будь добр, пусть он его прочитает и распишется, что читал… может быть, и вам дать по такому письму? — обратилась она к Радику и Женьке. — О вас тоже есть что сказать, можете не беспокоиться.
— Им не надо! — опять сказал Войленко. — Они и так скажут!
Крюков тем временем со всех сторон разглядывал запечатанный конверт, бормоча:
— «Дело пахнет керосином, — заметил капитан Витема, погружаясь в задумчивое состояние…». Анна Ефимовна, а почему только мне такое письмо?
— Стало быть, тебе такая привилегия! — засмеялся Санька, — В отличие от других… Как ты капитан… И вообще…
Этот урок промелькнул для Радика и Женьки незаметно.
А после звонка к Радику подошел Войленко:
— Радик, — сказал он, как будто ничего и не было, — пойдем глянем, что-то у нас там не получается: цемент, понимаешь, плохо застывает, крошится…
Возле раздевалки Радик, сопровождаемый товарищами, увидел Желтухина, который сам с лицом, сплошь выпачканным мелом, зажав своего Стародубцева в углу, старательно пачкал меловой тряпкой и его.
— Желтухин! — строго окликнул его старший брат. — Ты чего тут вытворяешь? Что за безобразие?
— А ты что за указчик? — начал было Желтухин, но, увидев Радика с товарищами, удивился, сбавил тон и жалобно заныл:
— Все Желтухин да Желтухин… А что Желтухин. Какой грозный…
— А ты думал! А ну, иди умойся!
Желтухин и Стародубцев, то и дело оглядываясь, бочком двинулись к баку с водой и начали умывать друг друга с таким же старанием, с каким пачкались за минуту до этого.
Будущий зоокабинет был ярко освещен солнцем. Светились свежеоструганные доски, сверкало стекло, готовое для аквариумов.
Женька глянул в окно и сказал:
— Хорошая погода установилась! Я люблю, когда снег! Сильно мне такая погода нравится.
«ЭЛЕКТРОСИГНАЛЫ» НА СОРНЯКАХ
1
Шурка знать ничего не хотел: он шел на ходулях!
Это происходило во дворе дома № 25 по Электросигнальному переулку. А с высоты Шурка мог даже видеть, что делается в соседнем дворе, — такие это были громадные, невиданные ходули! Всякие мелкие ребятишки, побросав свои дела, бежали отовсюду, чтобы насладиться великолепным зрелищем: вот Шурка идет на ходулях! В раскрытом окне третьего этажа самый несчастный во дворе мальчик Боря, по прозвищу Жиртрест, которого никуда не пускали без мамы, свесился вниз, одной рукой вцепившись в подоконник, другой отчаянно отбиваясь от кого-то невидимого, пытавшегося затащить его обратно в комнату.