— Вообще уколов и бояться нечего! Один укол — это пустяк! Когда я заболел малярией, мне сделали тридцать!
— Тридцать! — ахнули потрясенные слушатели.
— Да. По уколу в день и так — целый месяц!
И тут в коридоре появился Крюков. Напрасно он у доски мямлил и тянул время: времени ему как раз хватило, чтоб получить двойку.
Он шел, держа одну руку в кармане, другой придерживая засунутые за пазуху книжки.
— Эй, Крюк, куда? — окликнул его Радик.
Крюков медленно глянул через плечо:
— Капитан Витема, не захотя никаких уколов, направился по направлению домой!.. Двойку поставили, да еще укол им делай… Рыжих нет! Я не как вы!
— А что — мы?
— «Вам слабо, — заметил капитан Витема, презрительно улыбаясь…»
— Как это — слабо? — вдруг возмутился Радик.
— А так… Вы народ такой.
— Какой?
— Такой вот… Боитесь.
— Это вот, может, он боится, — показал Радик на Комарова. — А мы, будь уверен! Женька, выкинь в форточку наши портфели, мы тебя внизу подождем!
Женька заколебался было, да и самому Радику, по правде сказать, не так уж хотелось уходить, но все дело испортил Комаров.
— Напрасно вы, — сказал он.
— Как так?
— Все же делают.
— Мало ли что! Одно дело — ты, другое — мы! Мы вот не делаем! Тоже — сравнил! И вообще, чего тебе нужно?
— Ничего.
— Ну и молчи! Пошли, Крюк!
Комаров прикусил язык, а Радик гордо прошел мимо замолчавших ребят к раздевалке.
Там за маленьким столиком сидел Як Яклич, пил из кружки чай и читал журнал «Техника — молодежи».
— Эй, орлы! Сколь далеко направились?
— Мы сейчас придем. Нас послали… — пробормотал Радик, поспешно отыскивая свое пальто. Уже одетый Крюков пришел ему на выручку.
— Что это у вас за журнальчик. Як Яклич? А-а, «Техника»… Это неважный журнальчик… Я, Як Яклич, смог бы вам достать что-нибудь из военных…
— Тебе какое дело, ах ты, дылда! — вскипел неизвестно почему Як Яклич. — Ты порядочного-то журнала сроду не видал! Верзила! Напрасно ты, Родион, с ним связался… Я его давно приметил. По справедливости его не книжкой надо учить, а палкой!
— Так уж и палкой! — поднял нос Крюков.
— Именно! Да потолще какой!
Як Яклич начал вставать, и Крюков, не дожидаясь, что за этим последует, выскочил на улицу, Радик за ним.
«Масса удовольствий»
Снег падал и падал. Было тепло, тихо и белым-бело все вокруг.
Радик, Женька и Крюков не спеша шли по улице, изо всех сил стараясь наслаждаться прогулкой.
— А это ничего, что мы убежали? — в который раз спрашивал Женька, самый совестливый из всех троих.
— Конечно! — бодро подхватил Радик. — Смотри, как здорово: снег идет! Они там сидят, а мы себе гуляем, дышим.
Он отломил сосульку и сунул в рот:
— Видел? Они там парятся да двойки получают, а я вот сосульку ем! Верно ведь?
— Это так…
— Вы еще никогда не смывались с уроков? — спросил Крюков. — Нет? Зря. Получим массу удовольствий! Какой же ты ученик, если ни разу не прогуливал? Так… Шляпа!
— Как Комар! — ввернул Радик.
— Вот-вот! Наподобие его! Я, когда учился в железнодорожной школе, вот там — пацаны! Только и знают — бродят вокруг школы целыми массами! Противно им в школе быть! Они себе гуляют возле железной дороги, наблюдают вагоны, паровозы. Мы можем туда махнуть, меня там все знают!
— Далеко.
— А куда пойдем? А то поблизости маскироваться тяжеловато. Тут нас с ходу запеленгуют: стой, почему не в школе?
— А верно: что мы завтра будем говорить? — спросил Женька.
— Хо! Уже испугался! Бери пример с меня. Анна Ефимовна говорит: «Крюков показывает пример, каким не надо быть ученику, его надо поместить в стенгазете». А мне ничего! Пускай помешкают. А завтра мы скажем, что не хотели делать укол. А она знаешь что ответит? «Ай-ай-ай, вы такие взрослые мальчики, как вам не стыдно, у меня сын Эмма (это имя такое — Эммануил) меньше вас и то ничего подобного не боится…» Вот что она ответит! А этот Эмма и правда ничего не боится: глянула бы она, как он дерется, как цепляется за машины — она небось не знает! А задира! Я ему говорю: «Зачем тебя зовут Эмма?» А он: «А тебе чего не хватает?» Я говорю: «Это девчачье имя». А он: «Давай стукнемся!»
— А ты? — заинтересовался Радик.
Но Крюков сделал вид, что не расслышал.
— Зато в жочку лучше его нет игрока, хоть обойди ты все городские и железнодорожные школы. Анна Ефимовна нам не велит в жочку играть, а у самой сын — прямо чемпион! Правой ногой набивает сто раз, левой — восемьдесят. И жочка у него особенная: половинка мелкокалиберной пули, а к ней пришит кусочек вот с такой длинной шерстью меха, пушистого, как заячий хвост. Я говорю: «Это от какого зверя мех?» А он: «От тебя!» Анна Ефимовна, она забывчивая ужасно, все забывает. Раз говорит мне: «Где у тебя домашняя тетрадка, она, наверное, совсем пустая? Я проверю!» Тут я скорей у Комара все содрал, а она и не проверила. Это потому, что у нее голова забита арифметикой, алгеброй и разной там тригонометрией!