— Я благодарна, — повторила лисси, распрямляясь, — Ты — достойный враг, т?хесс. Позволишь теперь узнать твое имя, ведь мое тебе теперь известно?
Интересно, а темный знает, что все это — и поклон, и благодарность, и обмен именами — начало традиционного вызова? Наверняка знает. Он выглядит достаточно… осведомленным в обычаях лисси. Правда, формально она еще не имеет права бросать ритуальный вызов, но, раз не осталось в живых больше никого из ее Рода, кто посвятил бы Яххи-сэй в воины…. Если ей удастся освободиться и вернуться домой, старейшина соседского Рода наверняка проведет обряд!
Что? Лисси приглашает на ритуальный поединок? Кто же кого пытается оскорбить?
"Если бы нашлись свидетели нашего разговора, их пришлось бы убить", — подумал Ланх'атт.
Полуживая девчонка-лисси, едва стоящая на ногах, вызывает на бой Первого Воина Владычицы! Никто не поверит, что такое возможно. Сколько раз его вызывали свои и чужие? Со счету сбились даже дотошные и въедливые летописцы Владычицы, тщательно фиксирующие любое событие из жизни её приближенных. В подробностях и мельчайших деталях. Воспоминания увели Черного Лорда в тот памятный день, когда Сэт'арр встречала его во дворе своего дома — ослепительно прекрасная и смертельно опасная. Высокая, затянутая в синее с черным фигурка, в ожидании замершая на снегу. Они вместе начертали на его первозданной чистоте алые письмена новорожденной любви и верности. И не было в жизни Ланх'атта лучше соперника, красивее боя и почетней победы. Необоримая Сэт'арр признала поражение и согласилась стать матерью его детей. И теперь, Владычица в редкие минуты душевного комфорта обращается к Первому Воину не иначе, как кэно'и'насс — Отец Трех Дочерей. Младшая из которых как раз в возрасте Светлой. Те же обостренное чувство собственного достоинства, бездна непримиримости и… свободолюбие. Это в Младшей от отца.
Губы эльфа тронула призрачная улыбка. Мысли о далеком доме смягчили жестокое сердце темного.
— Ты — достойный враг, Яххи-сэй…, - молвил он, медленно подбирая слова. — Будешь. Потом. Если ты хочешь поединка — он будет. Куда же мы денемся? Но не сейчас, и даже не скоро. Но, когда ты будешь готова, присылай вызов в Темные Земли для таэн'исc'карра Владычицы по имени Ланх'атт из Дома Зимнего Сумрака, супруга Сэт'арр-Необоримой. Я приду на берег Великой Реки Вьяр.
Ланх'атт не стал утруждать себя перечислением всех почетных имен и прозваний, коими он оброс за долгие годы, как дно корабля ракушками. По большому счету, они ничего не стоили в глазах Богини. Честь мужчины принадлежит Владычице, Дому и матери его детей, а слава измеряется лишь количеством пролитой крови. Девчонка достаточно взрослая, чтобы знать о таких вещах.
— А теперь я отправляюсь в соседнюю комнату спать, Яххи-сэй. В этом покое ты можешь выбрать себе любое место. Кроме моего стола. Там лежат важные бумаги, и они мне еще какое-то время понадобятся. Даруй тебе Ночь мудрые сны.
Он лег на ложе, не раздеваясь, и поначалу Хозяйка-Ночь поскупилась на подарки-сны для Черного Лорда.
Странные существа, живущие По-Ту-Сторону-Великой-Реки, отчего-то полагают, будто способны силой оружия уничтожить Темную Часть Мира, забывая о том, что и Богиня, и Солнце вечны и неизменны. Смерть и Жизнь. Третьего не дано. Смерть требует такого же служения и почитания, как и Жизнь. Именно в отношении к ним и видел Ланх'атт беду пришельцев из-за океана. Они ценили только свою жизнь, и ни во что не ставили жизнь других людей, не говоря уж о нелюдях. Они боялись смерти, но без колебаний несли её в чужой дом. А в итоге не чтили ни того, ни другого, и как следствие, жизнь людей была хрупка как глиняный горшок и так же кратка.
И ещё… Было кое-что еще разнозначное, но не до такой степени очевидное. Свобода! Самое ценное обретение бурной жизни Ланх'атта. Обретение, сделанное, как ни странно, благодаря Светлым — лисси.
Великая Река Вьяр величаво несла свои воды к океану. Простой воин-пограничник стоял на холме над её берегом и смотрел на сиявший всеми оттенками золота поток. Но дух воина был темнее подземных глубин Маэ'Тхэ.
А по противоположному берегу бежала Стая. И Ланх'атт готов был присягнуть, что бег их не имел ни причины, ни иной цели, кроме наслаждения запахами летних трав и восторга от предвкушения близящегося часа ночной охоты. Лисси выпрыгивали из травы, дурашливо кувыркаясь и клацая острыми зубами на бабочек. Некоторые прямо в воздухе перекидывались в двуногую ипостась, и продолжали бежать рядом с пушистыми четвероногими сородичами. Нагие, бронзовокожие, златоволосые. Они смеялись, они были счастливы. И свободны. Так, как никогда не будет свободен ни один темный эльфийский воин. И от этого незыблемого вековечного "никогда" Ланх'атту хотелось отчаянно взвыть и одним движением кривого ритуального кинжала перерезать себе глотку. Обретя единственно возможную для себя свободу — Свободу-в-Смерти.