— Ничего ты в этом не смыслишь! — засмеялся Ванька и ловко плюнул сквозь зубы шагов за пять от себя.
Немного обиженный высокомерием Ваньки, я тоже попытался плюнуть сквозь зубы, но из этого ничего не вышло. Моя попытка произвела жалкое впечатление. Взглянув на Ваньку, я увидел на его лице насмешку. Мое сердце пронзило острое чувство зависти. «Почему у Ваньки, — подумал я, — все выходит так хорошо? Почему ему так везет и все у него получается так интересно? Вот пожалуйста — у него два брата… один сидит в тюрьме, и про него говорят только шепотом, а другой скитается по морям. А у меня — единственная сестренка, которая только и знает, что ябедничать на меня маме за то, что я убегаю из дому. Хоть бы моряк не сделал ему на руке этого якоря! Мало того, он ему еще и египетскую лиру подарил, на которой выдавлен бык с человеческой головой.
Ванька зашил монету за подкладку пиджака, и, кто знает, может быть, этим и объясняется его проклятое счастье. Да, да, так оно и есть, иначе почему полиция уже три раза делала обыск в их доме, а в нашем ни разу…»
И при мысли, что я лишен всех этих чудесных вещей, мне стало ужасно обидно за себя, за мою скучную, неинтересную жизнь.
— Как мне хочется пульнуть по его каске! — прервал мои размышления Ванька. — Просто так вот… за брата…
Я обернулся в его сторону. Он вытащил из кармана свою рогатку, из которой стрелял по сидящим на крышах воронам, и стал ловко вертеть ее на пальце. Немец стоял спиной к нам, каска его представляла прекрасную мишень.
— Что ж… давай пульнем! — согласился я, снова уязвленный тем, что не мне первому пришла в голову эта замечательная идея.
Ванька подобрал камешек, натянул резинку и прицелился. Камешек просвистел, и через мгновение послышался резкий металлический звук — точное попадание в каску. Дальнейшие события развивались с необычайной быстротой. Немец закричал изо всех сил и бросился ничком на каменные плиты. Это было так комично, что мы с Ванькой покатывались со смеху. Но смеяться нам пришлось недолго. Полуденную тишину разодрал частый и неприятный на слух стрекот. Что-то засвистело у нас над головой, и с абрикоса посыпались на нас листья.
— Стреляет, — зашептал побледневший Ванька. — Ой… и другие повыскакивали…
Я приподнялся и выглянул из-за стены. Из двери школы один за другим, пригнувшись, с автоматами наготове, выбегали немцы со свастикой на рукавах и, что-то крича, падали на тротуар. У меня вдруг подкосились ноги, пересохло во рту. Что делать?
— Чего стоишь столбом, дубина ты эдакая! — закричал Ванька мне прямо в ухо. — Мигом за дом — и на соседнюю улицу…
Откуда у меня взялись силы бежать за Ванькой, я до сих пор не могу понять. Фить… фить… фить… — снова засвистели у нас над головой пули. Немцы уже заметили нас. Мы кинулись за дом, перемахнули через ограду, затем еще через несколько заборов. Позади нас закричала какая-то женщина, застучали двери и окна, и мы неожиданно оказались на соседней улице, но и тут над нами, а также справа и слева слышалось противное, леденящее душу посвистывание.
— Куда ты, дурак! — крикнул сзади Ванька. — Давай вправо!
Повернув вправо, мы отчетливо слышали, как позади нас на мостовой цокали подкованные сапоги. Мы снова переметнулись через какую-то ограду, а что было дальше, трудно вспомнить: мы вихрем неслись по дворам и улочкам и не понимали, где находимся и куда бежим…
Мы пришли в себя только тогда, когда оказались в нашем убежище у реки. Как мы преодолели два километра, нельзя было понять, да и думать не хотелось об этом.
— Ванька! — неожиданно закричал я. — Что это у тебя на руке?
— Где?
— Вот здесь… на левой…
Ванька ощупал руку и посмотрел на свою ладонь. Она была красная.
— А-а-а, кровь, — сказал он с удивлением. — Оцарапался где-то… Понимаешь, какая штука… ой, как заболело! Ну-ка, погляди!
Я посмотрел и ахнул. Над самым локтем, под якорем, там, где было написано «Дерзкий», была большая кровавая рана; она совсем не походила на царапину. Ванька тоже посмотрел на рану, побледнел и стиснул зубы. У него на лбу заблестели маленькие капельки пота.
— Ванька, — испуганно закричал я, — это же от…
— Знаю от чего, — прервал меня Ванька, стараясь быть спокойным. — Чего рот разинул! Ты что, первый раз видишь пулевое ранение? Чем пялить глаза, лучше взял бы да перевязал меня, а то вся кровь вытечет…
— Нечем, — беспомощно пожал я плечами.
Ванька оглянулся.
— Стаскивай с меня рубаху! — кратко приказал он.
Снимая с него рубашку, я все думал о том, что будет, если Ванька упадет сейчас на землю и… умрет. Шутка сказать — пулевая рана!