— Здорово, дядя Тимофей!
— Здравствуй!
— Кого везешь?
— Варю Ведерникову. Ей на смотре стихотворение читать.
— Одну ее и везешь?
— Нет, почту еще.
— А я краску везу!.. Стихотворение-то хорошее?
— Мы плохих не возим, — рассердился дядя Тимофей. — Доставай лопату, будем рыть боковушку да разъезжаться.
В две лопаты, долго ли, коротко ли, трактористы вырыли комнату в снежной стене, загнали туда встречный трактор, а трактор дяди Тимофея пропустили вперед — так и разъехались.
— Варюшка, нас вперед пропустили. А почему? — говорил в дороге дядя Тимофей. — Потому что мы стихотворение везем! Конечно, тут выигрыш небольшой, полминуты, а то и меньше, но все-таки. Не замерзла ты?
— Нет пока!
— Ну и хорошо.
Варя выпростала лицо из шали и услышала, как по кабине ходят сквозняки. Наверху задувал ветер, снега дымились, сыпались на трактор. Снежный дым густел, застил свет, и дядя Тимофей включил фары.
— Засветло бы успеть, — повторил он несколько раз, — Ночью там нечего делать.
Кто это впереди шевелится? Трактор встал.
В свете фар в молочном дыму объявилась морда лошади с заиндевелой челкой на лбу. Лошадь отворачивалась от света, и из обеих ноздрей ее бил пар длинными струями.
— Хозяин-то живой? — закричал дядя Тимофей. — Или помер?
— Живой, живой!
На свет вышел великан в тулупе и, хлопая рукавицей об рукавицу, подтвердил:
— Живой, дядя Тимофей.
— Ну и хорошо, — обрадовался тракторист. — Я тут артистку на смотр везу.
Великан заслонился рукавицей, чтобы лучше разглядеть, кто в кабине рядом с дядей Тимофеем, ничего не увидел, но спросить, видимо, постеснялся и сказал:
— Тут рядом спрятушка есть. Я лошадь отпячу и вас пропущу вперед. У вас дело важное. А мы и подождать можем.
Варе было хорошо видно, как великан, украдкой взглянув на кабину, взял лошадь под уздцы и повел ее назад. Скоро из молочного дыма послышался его голос:
— Поезжайте!
— Спасибо.
Трактор поехал дальше.
Ветер заревел сильнее, свет фар натыкался на снежную завесу и вдруг уперся в стену со светящимся окном.
— Мы в город приехали! — прокричал дядя Тимофей. — Сейчас, Варюшка, я соображу, где мы, и тебя на смотр отвезу. Горлышко-то не простудила?
— Нет, дядя Тимофей.
Ей хотелось спать, но она понимала, что сейчас спать никак нельзя, и Варя в стеклянную дверцу кабины старалась разглядеть город. Его пока не было, а был только снег и нечто серое. Но вот сквозь вьюгу зажелтел окнами пятиэтажный дом, и он показался девочке до того высоким, что спать расхотелось.
Дядя Тимофей проехал по улице, подкатил трактор к старинному особняку и сказал:
— Выходи, Варя. Приехали!
В помещение их не пустили люди с красными повязками на рукавах, но дядя Тимофей сказал, что Варю он привез издалека, ей стихотворение читать. От этих слов люди расступились перед девочкой: проходите, пожалуйста!
В просторной прихожей гостей встретила молодая женщина с красным галстуком на шее и спросила:
— Вы откуда? Из деревни Мурзихи? Варя Ведерникова? Поздно уже. Вы опоздали. Смотр кончается, и выступить вы не успеете…
У Вари задрожали губы. Она прошептала:
— А мы ехали-ехали…
— Горючего сколько сожгли, — вздохнул дядя Тимофей.
Близко за стеной захлопали в ладоши и затихли, и женщина с красным галстуком, волнуясь, сказала:
— Раздевайся скорее, Варя, может, успеешь.
Девочка попыталась развязать шаль, но с мороза руки не слушались ее.
На помощь пришел дядя Тимофей. Он развязал и снял с нее шаль, пальто, платок, шарф и меховую безрукавку. Кофту Варя сняла сама и хотела было снять одно платье из двух, но покосилась на огромную груду своей одежды, и раздумала. А молодая женщина всплеснула руками от радости.
— Тоненькая какая! — воскликнула она и, схватив Варю за руку, повлекла ее за собой: — Скорее!
Они вдвоем вбежали на залитую светом сцену, когда ведущий собрался объявить смотр закрытым.
— Одну минуточку, — обратилась к залу Варина спутница, — Не расходитесь. Сейчас Варя Ведерникова из деревни Мурзихи прочитает вам стихотворение. Какое, она сама скажет.
— «Муха», — сказала Варя и задохнулась.
По залу прошел шум. Варя дождалась, когда успокоится дыхание, и повторила чистым голосом, отчетливо слышным в самом последнем ряду:
— «Муха». Басня Дмитриева.
В зале стало тише тихого, и девочка прочитала: