Люди вяло пили и танцевали, и все же у Шарлотты было ощущение, что она попала в какой-то круг ада, где ее будут жечь огнем и терзать еще неведомыми пытками. Музыка, гул голосов были для нее мучительны, ведь она без разрешения покинула свой мир и боялась, как бы ее не заметил здесь и не узнал кто-нибудь из знакомых. Низко опустив голову, она прошла следом за Марой к столу, который им указал кельнер, длинному столу, за которым уже сидели двое мужчин в темных костюмах, а чуть подальше - молодая пара, эти двое ни на миг не поднимали глаз и только тихонько касались друг друга кончиками пальцев. Вокруг все затопили танцующие и уже напирали на стол, словно соскальзывая с палубы тонущего корабля; они топали по полу так, будто хотели провалиться сквозь землю. Все плыло, качалось, курилось в красном свете, в шуме и гаме, все стремилось в бездну, в тартарары...
Шарлотта заказала кофе и вино. Когда она снова подняла глаза, Мара встала из-за стола и начала танцевать в метре от нее. Сперва казалось, что она одна, но потом обнаружился и партнер - разгоряченный худой юнец, наверное ученик или студент, он покачивал бедрами и дергал ногами, временами танцевал один, потом опять хватал Мару за руки или на миг обнимал, чтобы тут же снова оттолкнуть и позволить ей предаться собственным, на ходу изобретаемым движениям. Мара обратила лицо к Шарлотте, крутанулась, отбросила назад волосы. Один раз она подскочила к Шарлотте совсем близко и церемонно ей поклонилась.
- Ведь вы не против?
Шарлотта сухо кивнула, отвернулась и стала пить мелкими глотками. Она не хотела раздражать девушку, наблюдая за ней. За ее стулом вырос какой-то мужчина, но она покачала головой. Она прилипла к стулу, и ее вновь пересохший язык тоже плотно прилип к гортани. Ей хотелось встать и потихоньку уйти, когда Мара отведет от нее взгляд. Но она не уходила потому - это она осознала лишь позднее, - что Мара даже не притворялась, будто танцует, чтобы танцевать, будто ей хочется здесь с кем-то танцевать или просто побыть в этом баре, развлечься. Ведь она поминутно поглядывала в ее сторону, да и весь свой танец явно исполняла лишь ради того, чтобы покрасоваться перед Шарлоттой. Она разрезала руками воздух, а телом пространство, словно воду, она плавала и выставляла себя напоказ, а Шарлотта, в конце концов побежденная, следила теперь за каждым ее движением еще и для того, чтобы придать своем взгляду какую-то осмысленность.
Музыка смолкла. Запыхавшаяся сияющая Мара села и взяла Шарлотту за руку. Их руки переплелись. Шепот: <Вы сердитесь?> Отрицательное движение головой. Глубокое отупение. Хорошо бы теперь встать и уйти, вырваться из этих маленьких цепких рук. Резким движением Шарлотта высвободила свою правую руку, взяла бокал с вином и выпила. Вино никак не иссякало, сколько бы она ни пила. Время не иссякало тоже, эти взгляды, эти руки - они были неиссякаемы. Двое мужчин за их столом повернулись к Маре, начали с ней шушукаться, улыбаться.
- Сделаем мост, фройляйн?
Мара подняла руки, и они ненадолго замелькали среди рук мужчин в какой-то игре, которой Шарлотта не знала.
- Нет, никаких мостов, никаких мостов! - смеясь воскликнула Мара, повернулась спиной к мужчинам так же внезапно, как пустилась с ними играть, и, приняв прежнюю позу, подсунула свои руки под белые и холодные руки Шарлотты, лежавшие на столе.
- Ах, дамы хотят побыть вдвоем, - заметил один из мужчин и добродушно улыбнулся приятелю.
Шарлотта закрыла глаза. Она ощутила пожатие жестких пальцев Мары и ответила на него, сама не зная зачем и совсем того не желая. Да, вот оно как. Это оно самое и есть. Она понемногу приходила в себя; опустив глаза, уставилась в стол и не двигалась. Двигаться она больше не хотела вообще. Теперь ей было безразлично, уйдут они или останутся здесь, успеет она выспаться до утра или нет, будет ли еще играть эта музыка, заговорит ли с ней кто-нибудь, узнает ли ее...
- Ну скажи что-нибудь! Тебе что, здесь не нравится? Ты разве никогда не выходишь из дому где-нибудь потанцевать или выпить?.. Скажи что-нибудь!
Молчание.
- Скажи что-нибудь! Хоть улыбнись. Как только ты выдерживаешь там, у себя, наверху? Я бы не выдержала - одной ходить по квартире, одной спать, одной работать, ночью и днем, все время играть... О, это ужасно. Никто бы не выдержал!
Шарлотта с трудом проговорила:
- Пойдем отсюда... - Она боялась разреветься.
Когда они вышли на улицу, Шарлотта уже не могла произнести фразу, которая однажды ее выручила. Раньше можно было сказать: <Я вызову вам такси>. Однако теперь ей пришлось бы перейти с <вы> на <ты>. А построить подобную фразу с <ты> она не могла. Они медленно шли обратно. Шарлотта сунула руки в карманы плаща. По крайней мере, Мара не завладеет теперь ее рукой.
Ступеньки на Францисканерплац Мара на этот раз нашла в темноте без всякой помощи, без подсказки. Она шагала впереди так уверенно, словно часто поднималась и спускалась по этой лестнице.
Шарлотта вставила ключ в замочную скважину и приостановилась. Если она теперь и впрямь отопрет, если не столкнет Мару с лестницы, то прости-прощай <наша квартира>. Я должна ее столкнуть, подумала Шарлотта и повернула ключ.
Как только они вошли, Мара бросилась ей на шею и повисла, точно ребенок. Маленькое трогательное тело прижалось к ее собственному, которое неожиданно показалось ей крупнее и сильней, чем обычно. Быстрым движением она высвободилась, протянула руку, зажгла свет.
Они уселись в комнате, как сидели перед уходом, и закурили.
- Это безумие, ты безумна, как ты только можешь?.. - Шарлотта осеклась и была не в силах продолжать, до того она показалась себе смешной. Она курила и думала, что этой ночи не будет конца, что эта ночь только начинается и конца ей, возможно, не будет.
Наверно, Мара теперь останется здесь навсегда, навсегда, навсегда, а ей самой придется отныне вечно ломать голову над тем, что она такого сделала или сказала, чем виновата в том, что Мара сидит здесь и здесь остается.
Когда она в растерянности взглянула на Мару, то заметила, что из глаз девушки катятся слезы.
- Да не плачь ты. Ну пожалуйста, не плачь.
- Ты не хочешь меня. Никто меня не хочет.
- Перестань плакать. Ты очень милая, очень красивая, но...
- Почему ты меня не хочешь, почему? - снова слезы.
- Я не могу.
- Ты не хочешь. Почему? Скажи мне только, чем я тебе не угодила, и тогда я уйду! - Мара медленно сползла с кресла, упала на колени и положила голову на колени к Шарлотте. - Тогда я уйду, и ты от меня избавишься.
Шарлотта не шелохнулась. Продолжая курить, она смотрела сверху вниз на лицо девушки, изучала каждую его черточку, ловила каждый взгляд. Смотрела очень долго и очень пристально.
Это было безумие. Она никогда еще не... Однажды в школьные годы, когда ей было велено отнести тетради учительнице истории в учительскую, где больше никого не было, та вдруг встала, обвила ее рукой, поцеловала в лоб: <Милая девочка>. Испугавшись - ведь историчка всегда была такой строгой, - Шарлотта повернулась и выбежала из комнаты. Долго еще ее преследовали эти два нежных слова. С того дня ее спрашивали по истории еще строже, чем остальных, а ее отметки стали еще хуже. Но она никому не жаловалась, терпела незаслуженно суровое обращение, ибо поняла: такая нежность могла смениться только такой строгостью.
Но как я могу прикоснуться к Маре? - думала Шарлотта. Ведь она сделана из того же теста, что и я. И она с грустью подумала о Франце, который сейчас был на пути к ней, поезд, наверное, уже подъезжает к границе, и никто не может помешать ему ехать дальше, никто не может предупредить Франца, чтобы он не возвращался туда, где <наша квартира> перестала существовать. Или она еще существует? Ведь все еще на месте, ключ замкнул дверь, и если бы Мара вдруг чудом исчезла или просто взяла и ушла, то назавтра все происшедшее показалось бы наваждением, небылью.
- Пожалуйста, будь умницей. Мне ведь еще надо поспать, а завтра вставать чуть свет.
- Я не умница. Ах ты лапочка, красавица моя, и врешь-то ты ведь совсем немножко, верно?
- Как это? С чего ты взяла? - Шарлотта, сонная, прокуренная, опустошенная, не способна была что-то понять. Мысли, как часовые, ходили взад-вперед у нее в голове, слышали враждебные слова, были начеку, но не могли подать сигнал тревоги, изготовиться к обороне.