– Франсуаза, – ответила док.
– Франсуаза Пейдж, – Сабрина попробовала на вкус, как эти два слова сочетаются друг с другом.
Они сочетались прекрасно. В том числе и потому, что губа на самом деле перестала саднить. И облизывать ее, пробуя на вкус что-угодно, было совсем не больно. Потом они сидели и пили чай и разговаривали, но совсем не долго. Потому что доктору надо было идти отдыхать.
Но это не испортило впечатления от необыкновенной ночи.
***Сабрина стала чаще гулять по ночам. Это было время доктора Пейдж. Так она могла ее встретить. Потому что днем Франсуаза будто бы проваливалась сквозь землю. А в клинике она была единственным человеком, который вызывал в девушке подобные чувства. Даже не человеком. Сабрина совершенно не воспринимала доктора как существо из плоти и крови. Скорее наоборот, как нечто совершенно прекрасное, случайно заключенное в образ человека.
Девушка испытывала к доктору влечение. Но оно не было сексуальным. Совсем нет. Еще в детстве Сабрине встречались люди, довольно часто, на которых она смотрела с раскрытым ртом и сияющими глазами. И от разрывающего сердца восхищения и нежности на глаза наворачивались слезы. Это чувство было выше влюбленности или любви в человеческом понимании. Оно было абсолютно бескорыстно. Оно дарило легкость, ощущение полета и головокружения. Будто бы ты вступаешь в круг, где нет времени и притяжения. И этот свет можно было нести с собою вечно. Тебе хотелось быть рядом с таким человеком, но и без него тебе было хорошо. Тебе хотелось делиться с ним самым лучшим, что было в твоей жизни, но не было ни боли, ни обиды, если вдруг тебя не замечали и проходили мимо. Хотя в большинстве случаев такие чувства Сабрины были взаимны. Не могли быть невзаимными. Никто не отказывается от безусловной любви.
Вот и сейчас девушка узнала это волшебное состояние, когда тебе абсолютно все равно, ничто тебя не ранит, и ты любишь, просто любишь, и в этом самое настоящее и естественное счастье. Поэтому, когда в клинике наступало время ночного отдыха, Сабрина выходила из своей комнаты и отправлялась на прогулку. Бесцельную и приятную. В холле на втором этаже стоял рояль. И этой ночью впервые за все дни своего пребывания в клинике Сабрина увидела его в глубине холла. Девушка подошла к инструменту, села за него, бесшумно открыла крышку и опустила руки на клавиши. Когда-то давно Мэг учила ее играть Лунную Сонату. Какая ирония. В окна опять светила луна, оставляя яркие длинные трапеции на отсвечивающем янтарем паркете. Сабрина прекрасно помнила начало произведения.
Стараясь звучать как можно мягче, она принялась играть. Там, где в пятом такте начиналась основная мелодия с ноты соль в диезе, ей всегда помогала Мэг, так как растяжки пальцев Сабрины не хватало, чтобы достать черную клавишу мизинцем. Но сейчас Мэг не было рядом, и девушка споткнулась на этом моменте. Несколько раз она пыталась помочь себе левой рукой, но у нее ничего не выходило. Тогда Сабрина решила играть, как умеет. В ее голове эта мелодия звучала все равно ярче, чем в действительности. Она начала с самого начала. Приятно было хоть первые четыре такта сыграть как настоящая пианистка. Но вдруг, когда она дошла до того самого момента, где ей требовалась помощь, она увидела, как на клавиши рядом с ней опустилась чья-то рука, которая прекрасно знала, что требуется делать. И мелодия полилась дальше. Сабрина не дышала. Она уже знала, кто помогал ей. Девушка играла свою партию, как завороженная, не отрывая взгляда от знакомой женской руки. Франсуаза мягко и уверенно, так будто бы делала это каждый день, играла вместе с ней.
На середине второй страницы, которые отчетливо стояли у нее перед глазами, Сабрина перестала играть и подняла глаза на доктора:
– Добрый вечер, – улыбнулась она, слегка поворачиваясь из стороны в сторону на вращающемся лакированном табурете, ни на секунду не переставая смотреть на женщину. – Ты умеешь играть на фортепьяно?
– Да, – ответила Франсуаза, также улыбаясь. Она уловила нотки невинного флирта в позе Сабрины.
– Мой идеал женщины! – проговорила Сабрина, беря доктора за руку и усаживая к себе на колени.
Та обняла девушку за плечи, чтобы удерживать равновесие. Доктор чувствовала себя несколько неловко, но любопытство и ощущение полного доверия к Сабрине перевешивали.
– Я слышала, ты не ладишь с сестрой МакКонелл, – сказала Франсуаза.
– С Бриджит? – уточнила Сабрина. – Вовсе нет. Мне просто интересно, могут ли ее налаченные кудри, – и девушка изобразила их круговым движением кисти в воздухе, – когда-нибудь шевелиться. Такое ощущение, что это металлический шлем у нее на голове, а не волосы.