— Опять.
— Ты какой-то бесхарактерный, Джил. Ни капли самостоятельности. Рассылаешь десятки приглашений.
— Сотни! — коротко отрезал он. — Мы живем в век услуг, и люди охотно их принимают, наивно полагая, что мир от этого становится лучше.
— Ты же клятвенно обещал сократить число приглашений, Джил?
— Без них не обойтись…
— Неубедительно. Ну да ладно…
— А ты читай. — Он протянул ей первый попавшийся конверт.
— Пэлэдеску. Бойня. Ну, не смешно ли?
— А кто снабжает мясом моих зверей? Они ведь ждать не любят. От него я получаю мясо когда и сколько нужно. Ну что, посылать ему билет?
— Ну, ему надо. А этому Драгомиру, из транспортного агентства, — читает Клаудия на другом конверте. — Ему-то зачем?
— А во время турне кто обеспечивает нас транспортом? Причем по самой низкой цене?
— А Апостолу?
— Он вместо одного раза в неделю вывозит нечистоты дважды, а то и больше. Лето же. Вонь какая…
— Абрудан из ветеринарной аптеки.
— Прикажешь не посылать?
— Нет, нет, ему надо. Пресса, радио, отдел культуры. Доносе из типографии. А этому зачем?
— Последняя премьера прошла без афиш. Бумаги не оказалось. Получит приглашение, будет бумага. Вот так!
— Дамиан с комбината тяжелого машиностроения. Ну, уж этому действительно…
— А он ремонтирует вагоны и клетки. Если б я надеялся на плановые ремонтные работы, львы давно бы рыскали по центру.
— Да, ты прав, — обескураженно заметила Клаудия, собирая конверты, — Стараешься, будто это твой собственный цирк.
— Не мой, а наш, Клаудия. Иного выхода нет.
— Я б на твоем месте никому ничего не посылала. Разве что подала бы заявление об уходе.
— А я только об этом и мечтаю — хотя бы разок уйти по собственному желанию. Да где там! Что я буду делать? Куда денусь? До пенсии-то не так уж долго осталось.
— Переходи на кафедру. Ты же профессор.
— Был. Меня лишили звания.
— Ты совсем выдохся. Тоже мне мужчина…
— А вот звери тоже выдохлись. Но покоряются, дают представления…
— Так их на то и дрессировали.
— Вот видишь, Клаудия. Кое-что соображаешь…
Раздается стук в дверь. Появляется дрессировщик Мирикэ. В руках у него картонная коробка.
— Мое почтение, товарищ директор. Целую ручки, сударыня. Простите за беспокойство.
— Никакого беспокойства. Клаудия, будь добра, подай нам кофе.
Секретарша выходит. Мирикэ робко впускается на краешек стула и поясняет:
— Я насчет тех самых денег…
— Каких денег?
— В фонд помощи семье бывшего дрессировщика львов.
Директор достает из бумажника триста лей и протягивает ему:
— За меня и за Клаудию.
— Премного благодарен, — говорит Мирикэ и показывает место в списке, где положено быть подписи дарителя.
— Слушай, Мирикэ. Семья у тебя есть? Дети, жена?
— Конечно, товарищ директор. Двое детей, жена, А что?
— День-деньской торчишь тут, в цирке. Посидел бы дома, с детишками, в семье.
— Когда надо, сижу. Но цирк — это вся моя жизнь. Профессия. Куда от нее денешься?
— Что-нибудь новенькое готовишь?
— Да. Только хотелось бы, чтобы это был сюрприз. Наконец удалось отработать смешанный номер — кошки и голуби. Нигде в мире такого не увидишь. Вы же сами требовали, чтобы мы проявили инициативу, находчивость…
Маленький чернявый Мирикэ всегда полон энтузиазма, желания откликнуться. Сразу видно, что он из тех, кто всегда готов рисковать, драться за нужное дело, Даже жертвовать собой. Сжимая коробку в руке, он отступает к двери, между тем как в кабинет входит секретарша с подносом, на котором дымятся две чашки кофе.
— Погоди, Мирикэ, выпей кофе, — предлагает директор.
— Нет, премного благодарен. Мне еще нужно отыскать некоторых товарищей. Спасибо…
Мирикэ выходит. Директор сдувает пену с дымящейся жидкости и говорит:
— Не люблю слишком усердных, готовых сделать все, что скажешь. Я побаиваюсь их. Мирикэ — из тех, кто не умеет говорить «нет».
— Ты такой же, как он, — отвечает Клаудия. — Точно такой же..
— Выпей кофе.
— Нет, моя чашка в той комнате.
— Тогда оставь кофе здесь. Сейчас пожалует инспектор Макарие.
— Ему-то что нужно?
— Он не сказал, но я догадываюсь, и мне уже хочется рычать от ярости.
— Еще напугаешь зверей, Джил.
— Он попросит меня кое о чем, и хотя это самое настоящее свинство, придется согласиться.
— А ты не соглашайся.
— Это невозможно.
— Почему?
— Повторяю: мы в цирке. Инспектор — тоже своего рода дрессировщик. Ступай. А то застанет нас вместе, не оберешься разговоров.