Линейка
Каждое утро, в воскресенье, надо сорок пять минут стоять ровно. За это можно будет играть во дворе и смотреть кино. Не только за это. Но и за это, конечно. Ро-о-о-вненько стоим. В шестом классе под последней партой нашли мусор. А мы — второклассники, но чисто убрали. Семиклассник Коржов пробовал самогонку, которую пронёс на территорию его дед. Больше не будет ноги деда в нашем интернате! И даже запаха спиртного не будет! Тогда уж и фляжку у Вадима Григорьича заберите! Слабо, да? Девочки красят губы, это нескромно, смотрится ву-ли-гарно! А как Степановна краснорожая накрасится, а потом вся размажется, так это красиво? Ей можно, да? Славка Мостовский из шестого сказал, что ей уже на пенсию пора! Даже пот с лица оттереть ленится. В бытовой запрет пятиклассника и лупцует за то, что тот опоздал или огрызнулся. Конечно, не надо старшим огрызаться, но было бы лучше, если б все сразу собрались, да так огрызнулись, чтоб она сквозь землю провалилась. Или можно ещё по-другому. Она, например, в столовую или в туалет всегда спешит, аж пыхтит, так можно леску натянуть между стульями.
Ух, как Станкевич выгибается. Не может стоять. Счас к нему прицепятся. Васька, дёрни за пиджак, предупреди! Поздно!
— Станкевич-ч!
Это Марья Владимировна шипит.
— …таковы, в общих чертах, наши задачи на сегодняшнее воскресенье. Кино покажут в три часа. А что случилось с второклассниками? Посмотрите, ребята! Может, им нужна помощь? Это ж не линейка, это ж чёрт знает что! Станкевич! Марья Владимировна! Он, видимо, забыл, где находится?!
Ничего не забыл! Просто не хочет он быть вашей линейкой.
Воры
Ученики второго класса Ивановский и Батян украли у Нины Григорьевны кошелёк и сбежали с рисования в магазин. Они не привыкли считать чужие деньги, но зато предчувствовали, как упоительно их тратить. Ивановский и Батян сильно друг от друга отличались. Батян имел совесть, в то время как Ивановский её не имел. Но сейчас они составляли одно: их связывали дружба и преступление.
Они мчались по магазину «Разные товары», как ласточки, как соколы, как истребители. Они покупали одинаковые зелёные шарики, набор иголок, надували, подбрасывали и прокалывали каждый шарик. Набивали карманы пряниками и коробками спичек. Покупали серпантин, сыпали его в пыль и топтали. Потом они купили две открытки с оленями, весенними деревьями и надписью: «Любимой женщине» и приклеили их слюной к двери магазина «Разные товары».
Но в конце они устали. Сели на доски возле недостроенного дома, вытряхнули из кошелька последние десять копеек и заревели. Только Ивановский от страха, а Батян от совести.
От вольготной жизни
Вечерами, когда погасят свет, вспыхивает ревность. Я захожу только в одну комнату. Остальные ревнуют до завтра, до послезавтра. Восемь человек зададут свой вопрос. Недавно они спросили, много ли бомб у американцев, а сегодня — откуда дети. Странно, что в третьем классе они этого не знают. Я рассказываю историю для младшего возраста о том, как семечко падает в землю, растёт под ветром и дождём, пока не вырастет какой-нибудь василёк. У мамы с папой всё, как у солнца и земли. К тому же мама хорошо кушает и спит, очень много радуется и улыбается, и от вольготной жизни рождается мальчик Вася.
И когда, ища подтверждения своим самым смелым догадкам, девочки стали выяснять подробности, Наташа сказала: «Наверное, меня тоже любила мама, когда я была семечкой».
Беатрисса
У нас была мышка в серебристо-сером платьице. Она жила в туалете, на стене, и даже на потолке. Мы культурно просили её:
«Беатрисса, посиди немного в углу, вот тебе кусочек сыра», но всё было напрасно. Она была своенравная. Дети ходили смотреть нашу мышь, как если бы это была кошка, или собака, или какая-нибудь домашняя птица. Вывезенные из своих деревянных домов-развалюх ради каменной жизни в городском посёлке, они ещё помнили деревенские дворы, где каждый клочок земли мяукал, кукарекал или хрюкал. И мышка, скромная квартирантка в оштукатуренном туалете, была им домашним зверьком.
Они не могли с ней играть, но, задирая головы, об этом мечтали. «Она что у вас на постоянное жительство прописалась?» — спросила как-то наша гостья, Аделаида Андреевна, жена завуча. И мы поняли, что пришла пора расставаться с нашей свободолюбивой грызуньей.
Мы позвали хорошего ученика, Лёню Мещерякова, и попросили убрать мышь. Лёня взял Беатриссу за хвост и отнёс на помойку. Там он подоткнул под её бока картофельной шелухи, которая могла бы служить Беатриссе постелью или пропитанием.