Забегали в столовые. Только там сначала подежурь за стульями, полюбуйся, как другие подхватывают палочками, отправляют в рот кусок за куском, выпивают бульон, съедают второе, закуривают, потягиваются. Но вот наступает твой час, и только ты берешься за палочки — следующий по очереди, заявляя о своих правах, ставит ногу на перекладину твоего стула. Нетерпеливо топчется на месте, и в твоей глотке застревают куски. А захочется посидеть в кафе или в баре — так тех просто нет, ибо — рассадник... Вот и гуляй по улицам, броди по переулкам. Совсем как в Америке — там все бегают, чтобы вес сбросить. Зимой, правда, холодно. Бывает, ударит под двадцать — и напяливай теплые пальто, куртки с капюшоном, меховые шапки, шерстяные шарфы. И объясняйся в любви через марлевые повязки. Зато гигиенично, ни, пыли, ни инфекции. Вот только сорванцы в переулках: чуть завидят парочку — свист, брань, камни летят. Еще не ведают, каким образом сами на свет появились.
Цзяюань не роптал. У парапета ли, под платаном, на берегу — поскорее притулиться где-нибудь, прижаться к Сусу и болтать по-арабски да по-английски, и он счастлив, а Сусу — та вечно взбрыкивала, ворчала, не угодишь ей. Нет, нет и нет. Подавай ей все самое лучшее. Как тот посетитель-шаньдунец, которого раздражали камешки в арахисе. Вот уже третий год свой «уик-энд» они проводили в поисках. В поисках местечка. Вперед! Прогулки прерывала лишь темнота. О, небо и земля, такие просторные, о, наше необъятное трехмерное пространство, неужели не отыщется у вас крошечного уголка, где бы молодые люди могли объясниться в любви, обняться, поцеловаться? Ведь мы не просим многого. Вы находите место для героев-исполинов, для бунтарей, сотрясающих мир, для вредоносных тварей и отбросов, поганящих землю, вы находите место для баталий и стрельбищ, площадей и митингов, для бесконечных судилищ... Так неужели не отыщется у вас укромного местечка для Сусу и Цзяюаня? Всего для двоих — метр шестьдесят и метр семьдесят, сорок восемь килограммов и пятьдесят четыре.
Сусу вытерла глаза. Горят, как наперченные. Может, на пальцах были перчинки? Заболели глаза, она и потерла их. Или наоборот: потерла — и стало жечь? Ох-хо-хо, пристроимся ли мы сегодня где-нибудь? Похолодало, хотя пока еще можно обходиться без марлевых повязок. Пойду в квартирное управление, обещал Цзяюань, дадут комнату, поженимся, и не придется больше слоняться по переулкам.
— Уважаемая, скажите, как пройти на Рыночную улицу? — пришепетывая, произнесла какая-то фигура в новом пальто, припорошенном пылью. Надо же, какая вежливость — а сам-то гораздо старше «уважаемой».
— Рыночная? Да вот она! — показала Сусу на перекресток со светофором.
В это мгновенье там переключили свет, и машины, трамваи, велосипеды волна за волной бурным потоком ринулись вперед, чтобы замереть на следующем перекрестке и вновь устремиться дальше.
— Это и есть Рыночная улица? — сгибаясь в три погибели под большим узлом, мужчина скосил черные глаза, в которых застыло недоверие.
— Это и есть Рыночная улица, — повторила Сусу с нажимом.
Ее так и подмывало все рассказать этому приезжему — и где тут у них универмаг, и где центральный ресторан «Пекинская утка». Но тот уже двинулся через дорогу, не по переходу, а напрямик. Регулировщик в белом поднял мегафон и рявкнул на нарушителя. Получив нагоняй, человек замер посреди улицы, в водовороте машин. И, вытянув шею, обратился к постовому:
— Уважаемый, как пройти на Рыночную улицу?
— Сусу! — весь в поту, с трудом переводя дыхание, перед ней возник всклокоченный Цзяюань.
— Ты что, из-под земли выскочил? Жду не дождусь, а он вот он.
— А я невидимка. Все время за тобой шел.
— Вот бы нам обоим невидимками стать.
— Зачем?
— Станем танцевать посреди парка, и никто не заметит.
— Тише, тише! На тебя уже обращают внимание.
— Ну конечно, услышали непристойность — танцы. А сами — свиньи.
— До чего же ты злой стала. Раньше такой не была.
— Язычок мне заточил осенний ветер. А спрятаться от него негде.
Взгляд Цзяюаня потускнел, и она опустила голову. Бесчисленные фонари, окна, здания отражались в его очках.
— Нет?
— Нет. Не дает нам управление комнату. Другие, говорят, уже несколько лет женаты, дети есть, а жить негде.
— Так где ж они детьми обзаводились? Посреди парка? На кухне среди клецок? Или в будке регулировщика? А чего, здорово — со всех сторон стекла, и не дует. Может, в зоопарке? В клетке? Тогда за вход надо брать побольше.
— Угомонись. Все это... — Согнутым пальцем он стал поправлять очки. — Все это так, только квартира к нам с неба не свалится. Похуже нас живут, жилье многим нужно!