- Ведь он женатый мужчина, - сказала она, - семейный человек, хоть это ты понимаешь?
Слова <семейный человек> звучали для меня так же, как <деловой человек>, <известный человек>, <добрый человек> - ну и что? Значит, он - семейный человек.
- Поначалу, - снова заговорила она, - поначалу он бывает весьма очарователен, пленяет своими романтическими идеями и сексуальной техникой в постели... - Она умолкла и принялась ложечкой помешивать кофе.
Я смотрела на складочки вокруг ее глаз, сухую кожу на щеках, увядающую шею. Мне говорили, что с наступлением критического возраста женщина начинает высыхать, внешне и внутренне, как слива.
- Но потом, - продолжала она, - когда наступают будни, когда любовь уже не так легка, потому что жизнь тяжела, когда одного очарования недостаточно, вот тогда он становится беспощадным.
- Что вы имеете в виду? - спросила я, стараясь насколько возможно оставаться безразличной.
- Это ты сама увидишь, - ответила она и пошла к выходу.
Ее зад в узком белом трикотажном платье раскачивался, как колокол, из стороны в сторону. <Целлюлит, - подумала я, - ничего не поделаешь, двое детей>.
Официантка, загорелая девица в очень узких шортах, подошла к моему столу, достала блокнот и спросила:
- У твоей матери был обычный кофе или капучино?
Женатый мужчина продолжал оставаться очаровательным достаточно долго, казалось, он любит меня сильнее, чем я его, он не желал оставаться без моего общества ни секунды. Мне это льстило, я перестала ходить в институт и валялась в кровати, так как больше делать было нечего.
Возвратившись после работы, он уже в дверях срывал с себя одежду и забирался ко мне под одеяло. Меня он называл <сахарный горошек>, <шницелек>, <моя маленькая клецка> - словом, мы обрели рай на земле.
Спустя два месяца он привел своих детей. Они сидели на краешке кровати, обняв своих зверушек, с которыми обычно спали.
- Я буду их приводить на каждые вторые выходные, - сообщил женатый мужчина, - и на половину всех каникул.
Под мышкой он держал спальный мешок.
- Это для тебя, - сказал он, - когда они здесь, ты будешь спать в передней.
Когда я обиделась, он сказал:
- Право первенства в моей постели принадлежит детям.
Когда я заплакала, он сказал:
- Ты же взрослая, перестань.
Когда я спросила, любит ли он еще меня, он сказал:
- Иначе бы тебя здесь не было.
Его друг-итальянец каждый раз качал головой, когда ему приходилось в передней переступать через меня, чтобы попасть в ванную.
- Почему ты позволяешь так с собой поступать? - спросил он.
- Потому что я его люблю.
- Мадонна! - воскликнул он, воздев руки. - Ведь он, это дерьмо, женатый мужчина.
- Моя мама говорит, что ты украла нашего папу, - заявила девочка.
- Мы тебя ненавидим, - добавил мальчик.
Я позвонила своей лучшей подруге, которую по-прежнему называла лучшей подругой, хоть мы и не виделись уже четыре года.
Она услышала голоса детей и спросила:
- И что из тебя получилось? Мама?
- Нет, - ответила я и ногой дотронулась до висящего надо мной голубого крыла, - я всего лишь влюбилась в мужчину, у которого есть дети, это все.
- Разведенный? - поинтересовалась подруга.
- Еще нет, - сказала я.
- А что ты вообще делаешь? - спросила она.
- Ничего, - ответила я, - просто влюблена - разве этого не достаточно?
- Не знаю, - сказала она, - на этот счет у меня есть сомнения. А я замужем, уже два года, в июле жду ребенка.
- От души поздравляю, - сказала я.
- Спасибо, - сказала она, - большое спасибо. Иногда у меня возникает желание выпрыгнуть из окна. Я боюсь.
- Чего?
- Я представляю, как мы сидим в автомобиле, - сказала она, - ребенок на заднем сиденье, мы молча едем по прекрасной местности, и все ненавидят друг друга.
- Вот посмотришь, - заверила я ее, - все будет здорово.
Его жена утверждала, что я дурно влияю на детей и потому она не желает моего присутствия, когда дети навещают своего отца.
- Ты хочешь, чтобы я уходила? - спросила я его, а он пожал плечами и спросил у детей:
- Вы хотите, чтобы она уходила?
Девочка кивнула, мальчик отрицательно покачал головой, соответственно мне нравился мальчик и я ненавидела девочку. И понимала, как это по-детски.
Однажды утром я проснулась в слезах, они неудержимо струились из моих глаз, а я при этом ничего не чувствовала, просто не могла их остановить.
- Извини, - сказала я, - сама не знаю, что со мной.
Женатый мужчина озабоченно покачал головой, через несколько дней он дал мне адрес врача.
Врач, любезный пожилой человек, спросил, какие у меня недомогания.
- Никаких, - ответила я, - просто я не могу перестать плакать.
Он прописал мне таблетки, на упаковке я прочитала: <...также при послеродовой депрессии и депрессивных состояниях в период климакса>.
Таблетки вызывали у меня сонливость, но слез не остановили. Когда я по утрам открывала глаза, слезы тут же начинали литься, как из водопроводного крана. Мои веки распухли, на верхней губе появилось раздражение, он перестал меня целовать.
- Твой голос звучит так странно, - заметила моя мать.
- Это аллергический насморк, - ответила я.
- Глупости, - отрезала мать, - я же слышу, у тебя что-то не так.
- Что, по-твоему, у меня не так?
- Этого я не могу сказать, ты сама должна выяснить, - сказала мать.
Я повесила трубку.
Психотерапевтом оказалась хорошенькая молодая женщина с длинными белокурыми волосами и ртом, накрашенным вишнево-красной помадой.
- Опишите мне картину того, что вы чувствуете, - попросила она.
Я увидела женщину под водой, очень глубоко, у темного, илистого дна. Из ее рта поднимались пузырьки воздуха. Над ней, на самой поверхности, там, где солнце отражалось в воде золотыми дрожащими зигзагами, плавал мужчина и двое детей. Они смотрели вниз, на женщину, и смеялись.
- Хм, - сказала психотерапевт и скривила вишнево-красный рот, - а вам не приходило в голову оставить этого мужчину?
Я встала и ушла. На лестнице она крикнула мне вслед, что очень сожалеет, если сказала что-то неуместное, я - только вторая ее пациентка.
- Ты меня любишь? - спрашивала я его посреди ночи, ранним утром, после полудня.
- Иначе бы тебя здесь не было, - отвечал он.
- Иначе бы меня здесь не было, иначе бы меня здесь не было.
- Почему бы тебе не поискать какую-нибудь работу? - предложил он.
Я стала искать работу и нашла в конце концов место в булочной. Я перестала плакать и принялась есть. Круассаны, бриоши, багеты, американские булки, пышки, булочки с мюсли, <душечки> - тонкие длинные булочки, посыпанные тмином и солью. Больше всего мне нравились <душечки>.
Он уехал с детьми на каникулы, мальчик прислал мне открытку, на которой нарисовал вверху справа солнце и внизу траву. Девочка тоже подписалась каракулями, от женатого мужчины - ни слова.
Лето стояло жаркое, спрос на пирожные и хлеб был невелик. Долгими часами я оставалась в булочной одна.
Как-то раз в виде эксперимента я легла в постель с итальянцем антикваром, но посреди объятий снова заплакала.
Они вернулись с отдыха раньше, чем планировалось, - мальчик плохо себя почувствовал. Каждое утро его тошнило, и он жаловался на головокружение.
- Ребенок совершенно здоров, - заверил женатый мужчина по телефону свою жену, - просто он плохо переносит разлуку с тобой, это все.
- Старая корова, - сказал он, положив трубку, - всегда и во всем виноват один я. - Потом он обнял меня, от него пахло морем и пляжем. Выглядел он прекрасно, сильно загорел и постройнел, я же стояла рядом с ним белая, как пшеничный хлеб, и растолстевшая от <душечек>, поедаемых целыми днями.
Мальчик был рад встрече со мной. Он просунул свою маленькую пухлую теплую ладошку в мою руку, в самый последний раз. И подарил мне рисунок. Вверху справа - солнце, внизу - трава, посередине семья - муж, жена, двое детей. Все с черными точками в головах.
- Что это за черные точки? - спросила я его.
- У них кружится голова, - пояснил он.