- Ты не прав, - сказала я Крису, - я очень рада, ты просто не способен это увидеть.
Аксель снова посадил старуху и сел рядом с ней. Глядя на них, я прищурилась так, чтобы ресницы, подобно вуали, прикрыли глаза, и они стали походить на парочку.
- Иди сюда, - сказал Крис и увлек меня в траву. Он расстегнул мою блузку.
Я видела висящего на листе клевера кузнечика, его крылышки подрагивали. Львиный зев, лютик, акант, вероника. Названиям цветов обучила меня мать. Каждую весну мы их собирали, высушивали, укладывали в гербарий. Отцу я приносила бесчисленные букеты, которые к вечеру, когда он приходил с работы, уже успевали завянуть.
Надо мной нависал небритый подбородок Криса, светлая щетина на темном фоне. Он целовал маленькую впадину между моими ключицами, перекрывая мне дыхание. Я выпрямилась и сказала: <Не сейчас>. Потом встала и направилась на поляну.
- Когда же, - крикнул мне вслед Крис, - когда, черт возьми?
Ни от кого я не получила в подарок ничего такого, что бы мне нравилось, как будто они не знали меня, даже Рита, моя лучшая подруга, подарила мне зеленую шелковую шаль, хотя уж она-то должна бы знать, что я зеленый цвет не выношу.
Стемнело, Рита стала зажигать свечи в фонариках.
- Крис так старался, - сказала она, - чтобы получилось по-настоящему романтично. А ты привезла эту женщину и все испортила.
Мы обе посмотрели в ее сторону. Она сидела, прислонившись к дереву, и предоставляла Акселю всовывать ей в рот маленькие кусочки сосиски.
- Значит, я должна была оставить ее на автостраде - погибать там на жаре?
Рита пожала плечами.
- Кто-нибудь наверняка нашелся бы, ты тоже не всесильна, - сказала она и задула спичку.
Я не понимала ее. Я вообще никого не понимала на том пикнике. Наложив себе на картонную тарелку картофельного салата, я села на шаткую скамейку, взятую из летней пивной, и слушала, как Изабель, высокая, красивая девушка, рассказывала собравшимся о конкурсе на лучшую имитацию оргазма в одной из дискотек Мюнхена.
- Лучшим был маленький толстяк в очках, - сказала она, и все рассмеялись, - походивший на пятнадцатилетнюю девицу, хотя ему было наверняка за тридцать. Он выл, как собака, когда ей наступят на лапу, все быстрее и быстрее, а под конец закричал: <О мама, о мама, нет, нет, дааааа!>
Она откинула голову назад и завыла, как волк: <Дааааа! Дааааа!>
- Он, правда, получил лишь третье место, - сухо добавила она, - публика предпочитает женский оргазм, так уж сложилось.
Беата из Розенхайма принялась тяжело дышать, ритмически бить по скамейке, Изабель присоединилась к ней, затем и другие включились в игру, скамейка подо мной затряслась. <Да, - кричали все, - о боже, да, да, да>. Они все ускоряли и ускоряли темп, кричали. и визжали, и выли, все вперемешку. <Господи, - кричал Олаф, - господи>.
Я поднялась со скамейки. Те, что наблюдали, стоя вокруг, смеялись. У костра стоял Крис и пил ром из бутылки. Он укоризненно смотрел на меня. Я открыла рот, и у меня вырвался резкий крик. Не отводя взгляда, Крис покачал головой.
Аксель по-прежнему сидел на одеяле рядом со старухой. Красный фонарик окутывал их слабым светом. Я стояла в темноте между ними и костром. Вечер был теплый и безветренный, в такие вечера люди должны любить друг друга. Подобно миражу, реял над черной поляной пикник. Пламя костра отбрасывало дергающиеся тени на визжащих молодых людей. Аксель снял со старухи пальто. Он держал ее руку на своих коленях и поглаживал ее, проводя по ней указательным и большим пальцами вверх и вниз, вверх и вниз, не останавливаясь.
Когда я появилась из темноты, он поднял взгляд.
- Посмотри на это, - сказал он и указал на черное пальто. В подкладку была вшита записка:
Спасибо, что вы помогаете моей матери. После инсульта у нее одна сторона парализована. Она не может говорить и ничего не понимает. Мне весьма жаль. Но у меня тоже только одна жизнь. Дочь.
P.S. Она любит, когда ей гладят руки.
Я села рядом со старухой и положила другую ее руку себе на колени. И стала медленно гладить старческую кожу. На ощупь она напоминала увядший лист.
Телефон в моем кармане запищал. Руку старухи я не отпустила.
- Я еще хотела сообщить, - сказала мать, - Петра Кюн бросилась под поезд в метро.
- Кто такая Петра Кюн?
- Ты забыла Петру Кюн? Твоя лучшая подруга во втором классе, ты должна ее помнить!
- Мама, я же говорю - я ее не помню.
- Петра Кюн, девочка с чистыми руками, ты же должна помнить. У нее всегда были безупречно чистые руки и ногти. Четыре дня назад она бросилась под поезд метро. Говорят, она не могла перенести, что ее отец умирает. Рак. Хотя, возможно, она только оступилась, правды мы теперь так и не узнаем. Бедняжка. Я случайно встретила на улице ее мать, она постарела на двадцать лет. Ужасно, правда? Ты меня слушаешь?
- Да, мама.
- Я подумала, тебе это будет интересно. Как-никак она была когда-то твоей подругой. Что ж, не буду больше мешать.
- Ты нисколько не мешаешь, нисколько.
Мать молчала и тихо дышала в телефон. Я гладила руку старухи, пока мне не начало казаться, что это моя собственная рука. Вокруг нас пахло свежей травой, смолой и горелым деревом.